Это нереально. Это просто нереально.
Значит, не у всех есть второй шанс?
Я посмотрел на Юльку. Она уже ждала меня в кресле.
Ну что с тобой, Кот? Ты здесь, чтобы достать деньги!
Я еще раз осмотрел кассу. Совершенно безнадежно. И тут я заметил сейф. Я даже почти улыбнулся: сейф стоял так близко и так открыто, что не заметить его было идиотством. Я собрался с духом и положил ладонь на холодную сталь.
Жаропрочное, водонепроницаемое, огнеупорное, пуленепробиваемое детище чьей-то фантазии — оно никак не могло бросить вызов мне. Я был сильнее его. Мне стоило протянуть руку — и пачки хрустких бумажек были бы у меня в руках.
А ведь я могу все. Я могу похитить все деньги на свете. Могу сделать счастливыми или несчастными тысячи людей. Я могу делать добро, а могу убивать. Я могу все. Я круче, чем Супермен, круче, чем человек- паук, круче крутого яйца. Я могу все. Я только одного не могу.
И почему-то меня не вдохновляют такие уникальные способности. В сравнении с одной — самой, возможно слабой и примитивной — они просто ничто.
Я закусил губу и сунул руку в сейф. Она тут же наткнулась на что-то бумажное. Я приготовил рюкзак и стал вынимать толстенькие пачки и класть в потрепанную сумку. Мне совсем не было стыдно. И вообще — куда только делся прежний страх? Он здорово мешал мне, встав комком в горле, но сейчас его не было, совсем не было.
Я оглянулся на девушку-кассиршу. Она сидела ко мне спиной и, конечно, не видела, как туго перевязанные денежки волшебным образом перебираются из сейфа в пустоту. И хорошо, что не видела. А то бы больше в банке работать не осталась.
Я сгреб в рюкзак все, что было внутри. Потом рука нащупала пустоту, и я застегнул молнию.
Вот и все. Как просто. Может, то, что я сделал сейчас — это очень плохо. Может. Но я спер эти деньги не у кого-то лично, а у государства, которое отказалось от Пальмы. Так что, ничего страшного не случится, я думаю. Вот только кассиров могут уволить. Но так не бывает, чтобы всем было хорошо. Это только коммунисты в такую сказку верили.
Вот и у меня никак не получается, чтобы везде было хорошо. Жаль, но ничего не поделаешь. Это Пальме нужна моя помощь, а не кассирам.
Я надел рюкзак на плечо и показал Юльке большой палец. Она едва заметно кивнула и пошла к Пальме. А я еще раз подумал, не слишком ли преступным было только что совершенное мною деяние. Пожалуй, слишком. Интересно, на какой срок тянет ограбление банка? Года на три, наверное. Ладно, мне это не грозит. И вообще — это была необходимость. Я бы не стал красть такие деньги без причины.
Я благополучно покинул сберкассу и помахал Пальме с Юлькой. Они помахали мне в ответ. Я побежал к ним.
— Достал, — сказал я.
Мы вывалили на ковер все содержимое моего рюкзака. Пачки тысяче- и пятисотрублевых купюр посыпались на пол. Пальма присвистнул.
И было от чего. Я никогда в жизни не видел столько денег. Когда я накладывал их в рюкзак, мне казалось, их меньше. Да тут не миллион, а миллионов пятьдесят, наверное.
— Кошмар, — довольно объективно заметила Юлька. — Ну и куда нам столько бабок?
— Сама же просила, — засмеялся я. — Мне там считать некогда было. Сколько было, столько и взял.
— Да это понятно… — задумчиво кивнул Пальма. — Но все равно много.
— Ну и ладно. Купите машину, домик какой…
— Домик, говоришь…
— Ну, не обязательно домик… Можно квартиру навороченную.
— Давайте считать, — предложила Юлька. Мы грустно оглядели эту кучу. Да тут до утра не пересчитаешь.
Я взял пачку синих бумажек в руки.
Деньги придумали финикийцы. Зачем они их придумали? Для того, чтобы люди грызли друг друга, пытаясь урвать побольше? Чтобы резали, взрывали, стреляли?
Там, где деньги — там право, закон и власть. Где нет денег — нет ни права, ни власти, ничего. Там только такие, как Пальма. Это не я придумал, это придумали финикийцы. Они жили очень давно, и ничего с тех пор не изменилось на свете. Раньше я думал, что найдутся такие люди, которые сделают все по- другому. А потом понял, что такие люди как раз и называются коммунисты. Или не коммунисты, а социалисты. Или кто угодно. Как ни назови — все равно.
Эти синеватые бумажки — убийцы. Не счесть, сколько человек они уже погубили. Могли погубить и еще одного.
Одна… две… три. Три тысячи. Четыре тысячи.
Десять… пятнадцать…двадцать пять. Двадцать пять тысяч рублей в одной пачке.
— Юль, двадцать пять, — сказал я. — Теперь пятисотки посчитать, а там их помножить, и все.
— Пятисоток тридцать, — сказал Пальма. — Пятнадцать тысяч. Блин, я столько денег в руках держать боюсь.
Я тоже боюсь. Сперва всегда страшно, когда у тебя в руках — сила. Самая высшая сила, которая может все на свете.
Юлька аккуратно складывала деньги в две кучки: розовую и синюю. Розовая была намного больше. Но все равно денег было много.
— А давайте башню строить, — весело предложила Юлька. — Под потолок упрется.
— Миллион триста, — пересчитал Пальма. — Миллион и еще триста… Ужас какой.
— Хватит?
— С головой.
Значит, мне напрасно показалось, что тут пятьдесят миллионов. Но это, в общем-то, все равно. А Пальма, кажется, даже не верит тому, что случилось. Так и не понял до конца.
— Теперь будем ждать бабушку? Может, позвоним ей? — предложил я. — Чтобы пораньше приехала. Пальма, а как она вообще не побоялась тебя здесь оставить и уехать?
— Как не побоялась. Еще как. Я ее еле уговорил.
— А зачем?
— Вот именно, зачем? Зачем ей тут оставаться? Какая разница, останется она тут или нет? Ничего не изменится.
Это верно. Ничего не изменится. Но я бы остался.
— А давно она уехала?
— В понедельник утром. А потом Юлька тебя привела.
Значит, три дня. Уже скоро вернется.
— Так как насчет позвонить?
— Там нет телефона, Кот.
Точно. Дурень, откуда на даче телефон?
— А мобильник? У бабушки нет мобильника?
— А можно подумать, у нас есть! — обиженно буркнула Юлька. — Какой мобильник, Март?
Замечательно.
— Значит, никак не связаться, что ли?
— Значит, никак, — кивнул Пальма. — Да ладно, подождем. Март, ты не думай, что я собрался умирать завтра.
— Ничего я такого и не думаю, — испугался я.
Я врал. Я действительно боялся, что мы потеряем время. А Пальму это совершенно не заботило. Он был спокойный, как удав. Я не понимал его.
— Знаете что, — сказала Юлька, вертя в руках пачку синих бумажек, — Давайте их сгрузим обратно в рюкзак. А то как-то не по себе на них смотреть.