Вадим успел выстрелить первым. Он стрелял и в противника и в пульт управления базы, чтобы задеть её «мозг». Прежде чем огненный шар сжатой энергии разорвался, превратил часть «мозга» в кучу расплавленного и оплавленного хлама, он метнулся обратно к входу.
Шум двигателя и вращения винтов заглушал внешние звуки, и внутри вертолёта то, что стало твориться наверху крутого склона приозёрной горы, выглядело беззвучным, необъяснимым и неожиданным явлением. Там внезапно образовалась дыра, а из неё мощной взрывной струёй воздуха выплюнуло множество всяческих обломков, камней и камешков. Они роем, по вытянутой дуге полетели книзу склона, беспорядочно падали на него, прыгали и катились к подножию; некоторые в падении достигали озера, взбивали и пенили его прибрежную поверхность. Это явление было как-то связано с дирижаблем и гондолой, – сияние защитного кокона стало бледнеть, словно рассасывалось атмосферой, а блюдце в стремительном, окончательном броске к винтокрылой машине потеряло устойчивость, в неохотно замедляющемся движении несколько раз неуклюже перевернулось и плюхнулось в воду близь края дирижабельной тени.
Объяснение могло быть только одним…
– А-а-а! – оживились, в голос заорали Игорь и Паша.
Игорь повернул вертолёт, прицелился и расчётливо выпустил все три ракеты, которые ещё остались.
Но не только в боевой машине поняли, – взрыв на базе внутри горы разрушил жизненно важные системы защиты дирижабля. Прежде, чем отделившиеся от вертолёта ракеты разворотили дирижабль и гондолу, превратили в разлетающиеся среди огня обломки, от средины гондолы успела отстрелиться лёгкая капсула с тёмно-зелёным полупрозрачным верхом. По бокам капсулы выдвинулись два крыла, и она пролетела над поверхностью озера и под взрывы позади себя нырнула, плавно и скоро поплыла в толщу прозрачной воды, будто хотела отлежаться, переждать в укрытиях каменистого дна.
Но опасаться ей было нечего, её никто не преследовал. Вертолёт пробивался сквозь всевозможные падающие обломки, – они стучали по корпусу, по лопастям винта, из-за них заклинило управление. И посерьёзневшего Игоря заботило только одно – как бы дотянуть на теряющей высоту и управление машине до ближайшего берега. Своё дело он сделал… как получилось…
Вадим стоял в темноте прохода и терпеливо ждал. Освещение слабело, полумрак сгущался, и очертания стен размывались, отчего зал с летающей тарелкой казался выше и шире, чем был на самом деле. Лишь под самой тарелкой слабый зелёный свет оставался ровным, питаемым от запасного источника, словно горел для привлечения насекомых. Он прислушался и замер.
Послышался тихий свист выпускаемого сжатого воздуха. Под этот свист часть пола сдвинулась, из зёва открытой шахты плавно и бесшумно поднялась платформа с неподвижной капсулой. Тёмный полупрозрачный верх капсулы откинулся, и из своего кресла живо встал Грин, протянул руку, помог сделать то же самое Тамаре. Грин казался нетерпеливым, как будто происшедшее не изменило планы, но поставило новые задачи, требующие сиюминутного действия.
– Во всём надо находить пользу. Теперь преступные организации не связать со мной. – Он неожиданно рассмеялся нечеловеческим смехом. – Ещё не всё потеряно. – Вышел из капсулы и оглядел зал. – Или произошла авария… Или, – он повернулся к Тамаре, сделал ей замечание. – Или ты недооценила этого Бульдога…
Грина прервало пятно лазерного прицела, которое вспыхнуло на его груди.
– Она недооценила, – громко сказал Вадим, выходя из темноты прохода, удерживая его под прицелом «ружья».
– Я исправлю ошибку! – за спиной Грина воскликнула Тамара.
Она с непостижимой быстротой схватила в капсуле такое же «ружьё», и Вадим едва успел отпрыгнуть от взрыва огненного шара. В прыжке его подхватила обжигающая волна и швырнула к стене и на стену.
«Чёрт! Это я недооценил её», – про себя чертыхнулся он, когда удалось подняться на колено, потрясти головой, отогнать подступающую тошноту и качание пола перед глазами. Он приподнял голову к непонятно откуда взявшейся полосе неземного света. Две жутковатые движущиеся тени отразились в полосе, и он увидел, что испускал её вход в летающую тарелку. Ещё на коленях вскинул «ружьё», задержал дыхание, чтобы прицелиться точно в узкий, быстро закрывающийся проём входа. Нажимая курок, понял: опоздал! – вся энергия огненного шара выплеснулась на размывающиеся контуры уже закрытого проёма, беспомощно расползлась по корпусу тарелки.
Огромные створки в стене справа от него начали раздвигаться в стороны, и между ними в зал ворвался пронизанный солнечным сиянием день, зеленоватый из-за конусовидных очков. Вадим сорвал очки, вынужденный только наблюдать, как туда, наружу, бесшумно и неторопливо выплыла летающая тарелка. Створки тут же стали сходиться, и сомкнулись прежде, чем он подбежал к единственному выходу из мышеловки, в которой очутился по собственной воле.
Разрушенная им база действительно стала ловушкой. Обнаруженные выходы и проходы оказались заблокированы, нигде не загорались экраны. Он вставлял в нащупываемые возле экранов прорези платиновую пластинку, но в ответ ничего не происходило. Всё было обесточено, мертво, обездвижено. Единственным, слабым источником света остался напольный светильник в том месте, где стояла летающая тарелка. В конце концов ничего не осталось, как попытаться воспользоваться капсулой или шахтой под ней. Но едва он подошёл к краю платформы, его охватило беспокойство из-за серного запаха и необъяснимого приглушённого ворчания. Вдруг платформа с капсулой дрогнула, за секунды раскалилась до белой красноты, расплавилась и её вместе с капсулой поглотила лава. Огненный поток лавы жадно полез из шахты, чтобы расползаться по полу во все стороны. Зал осветился красным, жарким и душным излучением, но никакого гула, сопровождающего естественные извержения, не было, и в голову закрадывалась мысль, что таким способом уничтожается сама база и он вместе с нею.
Вблизи лавы становилось трудно дышать, лицо покрывалось потом, и Вадим отступил как можно дальше, к створкам стены, за которыми скрылась летающая тарелка. Во вновь опущенных на глаза конусовидных очках он мог в подробностях рассматривать неотвратимое приближение страшной смерти. Почти неосознанно, ощупью вставил в «ружьё» толстый патрон. Повернулся к слабо различимому стыку створок и выстрелил. Не позволяя отчаянию помутить рассудок, он стрелял и стрелял пучками энергии в одно и то же место и, когда вынул из поясной сумки последний патрон, перед ним образовалось метровой толщины углубление, дымящее, неровное, с оплавленными, ещё красными выступами. Горячим потом на спине ощущалось близкое дыхание ползущей к нему лавы, но он не оглядывался. Подержал патрон в ладони, – свою последнюю надежду, – и решительно вставил в затвор. Он целился, как никогда, тщательно, выискивал самую отстранённую точку углубления. Пятки обдало жаром, – каблуки лизнул язык наступающей лавы, и он невольно ступил к стене, выпалил шаром энергии почти в упор, тут же отпрянул за угол углубления. Рукав чёрного комбинезона обдало выплеснутым обратно пламенем, но ткань выдержала, спасла от ожога.
Лава загнала его в раскалённое углубление, и он принялся долбить горячим стволом «ружья» единственную обнаруженную трещину. Она поддалась, и от удара, в который были вложены все силы, наружу вывалился камень. В отверстие размером с кулак в лицо полился дневной свет и освежающий воздух… А выбитый камень стукнул в падении по горной стене; стук разнёсся эхом и будто пробудил в Вадиме ярость надежды. После недолгой работы воздух и свет вливались через лаз, достаточный для попытки выбраться наружу. Бросив «ружьё», извиваясь вроде червя, с помощью рук он вылезал на почти отвесную скалу. Смотреть вниз было жутко, и он не смотрел, сосредоточился на поисках опоры. Хватаясь пальцами за подворачивающиеся выступы, выбрался всем телом и с дымящими подошвами повис на руках, в висячем положении осторожно, носками ботинок отыскал выступ для ног.
Следом из лаза выплеснула лава, ручейком побежала по скальной щели. Словно разочарованная, что отданному ей в жертву человеку удалось улизнуть, она быстро застыла, пробкой закупорила пробитую им дыру.
Паша лежал на каменистом берегу, бездумно, лениво наблюдал за прозрачным облаком. В ногах тихо
