зарослях, да на полуденный привал, совмещаемый с потребностью утолить голод скудной едой. Где удавалось, он покупал новых лошадей взамен измученных почти непрерывными скачками, и никогда не торговался, даже если просили заплатить больше, чем лошади того стоили.
День за днём он гнал сменяемых коней, не обращая внимания на трупные запахи, которые разносились ветром от видимых по сторонам деревень, дочиста разграбленных и выжженных. Иногда из ям и погребов показывались головы выживших крестьян. Крестьяне были худыми и грязными, напоминали бессильных затравленных зверей и испуганно смотрели вслед выносливому и ловкому всаднику, степняку и прирождённому хищнику. От таких и прежде не всегда спасала Великая стена, а при внутренних войнах они терзали страну как саранча. Уничтоженных деревень всаднику попадалось бессчётное множество, и его удивило бы и встревожило, покажись селение, ещё не растерзанное, не подвергшееся разрушительному насилию. Привычными были серые, обглоданные зверьём и вымытые дождями черепа, скелеты людей и животных, разбросанные там и сям вдоль зарастающих травой дорог. Они наглядно подтверждали, что по всей стране только городские стены и глухие места давали некоторую надежду на спасение от кровавого разбоя.
Через неделю пути всадник свернул на юг, к полосе серых предгорий. В спину подул по-осеннему холодный, но сухой ветер, напоминая о северных монгольских степях, и последний, купленный у кочевников пегий конь побежал охотнее, разогреваясь от быстрой скачки. По мере того, как они поднимались старой караванной дорогой в горы, селения, тоже разграбленные или уничтоженные, попадались всё реже. Мосты через ущелья с шумными горными речками были запущенными, гнилыми. Возле них всадник спешивался, за поводья осторожно переводил беспокойного коня по хлипкому настилу, и вновь забирался в седло, чтобы опять поторапливать скакуна короткой плетью. Наконец наступил день, когда последние следы недавних разрушений остались позади. В межгорных долинах Тибета ему стали попадаться отстраиваемые поселения и на пастбищах домашние животные, которые привыкали к мирной жизни и не тревожились при виде вооружённого степного наездника.
Всадник был ойрат, представитель воинственных западных монгольских племён, которые поставляли Далай-ламе лучших наёмников. А спешил он с тайным посланием в Лхасу – столицу недавно объединённого ламами тибетского государства, где конечной целью его долгого пути был дворец-крепость Потала.
Такого крупного и величественного дворца не было ни в Китае, ни в Индии. Дворец Потала строился без малого срока двести лет, а непрерывные княжеские междоусобицы всего этого времени заставляли местных правителей возводить его как неприступную крепость, способную выдержать продолжительную осаду войск многочисленного врага. Дворцовые сооружения с толстыми стенами как бы вырастали из склона горы, чтобы верхними каменными ярусами возвышаться над её хребтом. Однако отстраивался дворец Потала именно для того, чтобы быть дворцом. Взору со стороны он открывался разом, с такой выразительностью своих величественных стен и их членений, что представлялся дивным украшением горы, новым чудом света.
Именно в нём проживал и из него управлял страной пятый Далай-лама, прозванный Великим за успехи по возрождению единства и хозяйственной жизни древнего государства.
В это утро он, как обычно, в красном, свободном и удобном для движений халате пришёл в малый тронный зал выслушать доклады ближайших советников из числа придворных лам. Они тоже были в красных шёлковых халатах и, склонив головы, стояли по двое по обеим сторонам прохода, ждали, пока он взойдёт на деревянное возвышение. Далай-лама привычно глянул в окно, окинул взором нижние строения Белого дворца, занимаемого государственными чиновниками, и хорошо видимые дома на близлежащих городских улицах, после чего опустился на коврик за жаровней с раскалёнными углями, по-восточному поджав к себе короткие сильные ноги. Обрядный, строгий порядок царил в зале. Выдержав положенное время, советники присели на шерстяные коврики, которыми был покрыт деревянный пол.
Тайный советник отметил про себя, что Далай-лама был в доброжелательном настроении, и с шорохом бумаги развернул свиток письма, доставленного гонцом из Китая.
– Только что получено сообщение из Пекина, – негромко сказал он и посмотрел на строки. – Твоё пророчество уже подтверждается, Великий. Они готовы открыть северную границу варварам. Они призывают на помощь манчжур.
– Кто же им ещё даст надежду возродить порядок? – с насмешливым удовлетворением отозвался Далай-лама. – Но они недооценивают варваров: те не будут их послушным орудием. Цари манчжур не остановятся. Если им удастся усмирить Китай, они его захватят и покорят.
Ответом ему было задумчивое молчание лам. Прервал молчание пожилой узколобый лама, сидящий по левую руку от тайного советника.
– Если манчжуры завоюют Китай. Не захотят ли они воспользоваться тем воинственным настроением и опытом, который приобрели войска? Не направят ли их на нас?
Далай-лама утвердительно кивнул головой, наполовину освещённой со стороны окна рассеянным светом, который позолотили лучи выглянувшего из-за тучи солнца.
– Эта мысль не даёт мне покоя в последнее время, – произнёс он, оглядев всех советников, как бы приглашая их высказываться.
– Нам нужен союзник за их спинами, который будет обеспокоен той же опасностью, – сделал замечание тайный советник. – Таким союзником может стать только русский царь, чьи протяжённые земли непосредственно граничат с севера с землями манчжур. Его признали своим правителем наши единоверцы калмыки, через их лам мы сможем войти с ним в доверительные сношения.
Далай-лама ограничился доброжелательным кивком головы в подтверждение согласия с этим замечанием. Пальцы самого полного ламы замерли на чёрных жемчужинах чёток, перебираемых им с начала совещания.
– Русский царь представляет новую династию на троне, которая ещё не укоренилась в народном мнении. Калмыцкие ламы утверждают, он поглощён заботами о внутренних опасностях для династии и спокойствии подданных, потому очень осторожен в своих отношениях с соседями, – тихо возразил он, сам склонный к осторожности. – Он ищет союзов лишь с сильными. Станет ли русский царь рисковать и заключать союз с нами, когда есть опасность таким союзом подтолкнуть царей манчжур к враждебным намерениям в отношении его восточных земель?
Далай-лама протянул ладони к теплу угольев в жаровне, после чего негромко произнёс:
– Мудрый должен готовиться к худшему. – Выдержав паузу, он продолжил вполголоса: – Но при этом надеться на лучшее. Посмотрим, что будет происходить в Китае. Торопиться с посольством к русскому царю не будем, пусть он укрепляет положение своей династии. У нас тоже пока главная забота, приучать народ к нашей власти. Однако готовить такое посольство надо.
– Мы мало знаем о нём, а он о нас. Должен быть какой-то способ завоевать его доверие. Тогда могут сложиться устойчивые взаимоотношения, как предпосылки к общим действиям, – высказался тайный советник.
Он смолк, ожидая ответа Далай-ламы.
– Нужно царю в дар подготовить то, что я очень хотел бы получить в подарок сам.
Язычок пламени вспыхнул над углями, осветив лицо Далай-ламы игрой красных неспокойных пятен: он одними губами улыбался той озадаченности последними его словами, которая угадывалась на лицах молчаливых советников. Но это подобие улыбки было кратковременным и растаяло, как осколок льда в горячей воде.
Выслушав другие сообщения и советы по неотложным делам, он отдал не терпящие отлагательств указания, после чего отпустил всех, кроме тайного советника.
Утро было пасмурным, но к этому времени распогодилось. Сквозь тучи пробивалось солнце, воздух теплел. По подсказке бежавших от смут в Китае садовников Далай-лама пару лет назад распорядился разбить на луговой части склона, которая простиралась сбоку крепости, большой дворцовый сад. Работы по обустройству сада и его расширению ещё продолжались, но Далай-лама и тайный советник вышли из дворца там, где уже были рассажены на китайский лад молодые деревья, и прошли по песчаной дорожке. Старый слуга китаец поджидал их у развилки дорожки. После что-то означающего для Далай-ламы знака, показанного скрещенными у груди ладонями, он низко поклонился и засеменил частыми шажками прочь, по пути сделав краткое замечание рассаживающему кусты взрослому сыну. Далай-лама повел тайного
