Ари собирается здесь жить, и ему придется видеть ее титьки каждый день!
— Послушай, — возразил Дастин, — Ар не сможет здесь жить. Папаша еще подумает, что он клеится к его пупсику!
— Я бы такую уж точно приклеил!
— Придурки! — с пренебрежением к малолеткам заметила Хитер, открывая еще одну банку с пивом. — Вам бы только подглядывать за другими! И вообще, все мальчишки такие грубые, меня от вас уже тошнит!
Арон тоже взял банку и дернул за кольцо. Струя пены залила ему ноги и сиденье.
— Черт возьми! Вот говно!
— Хватит мочиться на сиденье моей машины! — зло прикрикнула на него Хитер. — Все вы — просто дырки от задницы! А будете хамить — пойдете пешком. Учти, я так и сделаю!
— Да, такое вот мы дерьмо! — заявили вернувшиеся мальчишки, передразнивая интонации ее голоса.
— Дерьмо и сикуны! — подтвердил Дастин.
Арон не принимал участия в их перебранке. Вжавшись в сиденье, он молча пялился в окно машины.
«Может, парни правы? Зачем я нужен отцу? Разве он захочет, чтобы я с ним жил?» К сожалению, он сам знал ответ на этот вопрос.
Арон вернулся домой в отвратительном настроении. Оно еще больше испортилось, когда он нашел на столе записку от матери.
«Разбуди меня, когда вернешься, Арон. Не забудь. Люблю тебя, мама.»
Он поднялся на второй этаж, осторожно постучал в дверь ее спальни, убедился, что слышит ее сонное бормотанье, и только потом спустился вниз, к себе в комнату. Он совсем не хотел, чтобы она учуяла от него запах пива.
«Дерьмо!.. Никто не верит мне, а?.. Еще и бабку выписали, чтобы следила за мной!»
Две недели рождественских каникул ему придется терпеть ее старческое брюзжание. Как будто он ходит в первый класс! Если ты пьешь пиво, ты уже не ребенок! И Хитер обещала ему дать порулить ее машину! А Арон знал, что такое «порулить ее машину»...
«Бабка... Чудовищно!..»
Он заперся у себя в комнате и потушил свет, одетым бросившись на неразобранную кровать. Тут же были свалены кучей грязная одежда, пустые банки из-под пепси, подростковые музыкальные журналы. Он спихнул весь этот хлам прямо на пол. И рука его сама потянулась к телефонной трубке.
Арон набрал номер отца, считая гудки: раз, два, три, четыре, пять...
— Да-а-а!.. — у Тома было тяжелое прерывистое дыхание, будто он только что пробежал кросс.
— Это я, Арон, твой сын! — сказал он и тут же обозлился на себя за такое представление. Что, он уже не помнит имени сына?
— Арон? О небеса! Ты хоть знаешь, который час? Уже... о, черт!.. два часа ночи!
— Ну и что? Ты хочешь знать, где был твой сынок сегодня вечером?
— Арон, какого черта ты звонишь мне в такое время? Что за спешность?
Арон услышал второй голос, женский: он просил отца быть посдержаннее.
— Как там Тара? — спросил сын.
— Тара? Она здесь... Арон, что, черт возьми, все это значит? Звонишь среди ночи, мы уже в постели, спали!..
Все правильно, отец прав. Вся его бравада улетучилась. Зачем он все же позвонил? Поговорить с отцом о его тупой поблядухе? Разведенные мужики все — кобели, парень слышал об этом. Отец Дастина трахался с тремя-четырьмя девками каждую неделю. Он менял баб как галстуки.
— Арон! Твоя мать знает, что ты не спишь в такое позднее время? Да еще трезвонишь всем по телефону! Как она такое допускает?
— Нет, она ничего не знает... папа!.. — его голос дрогнул. — Я хочу жить с тобой. Можно я перееду к тебе?
На том конце провода воцарилось гробовое молчание. Арон услышал только приглушенный вопрос Тары:
— Что случилось? Чего он хочет, Том?
— Арон! — снова послышался хриплый недовольный голос отца. — Ты меня слышишь, Арон?!
— Да! — он уже знал, что будет дальше.
— Ар, ты же знаешь, это невозможно. Не надо ставить меня в трудное положение! Ты знаешь, как я живу. Я только что нашел работу в инженерной фирме, мне приходится много пахать. Я должен зарабатывать деньги. Я работаю до позднего вечера, мне некогда поесть, даже выпить чашку кофе. Я вкалываю! Что же я буду делать, если мне еще придется и заботиться о тебе?
Арон уныло выслушал его объяснения.
— Я уже не маленький ребенок, который требует опеки!
— Нет! Ты еще ребенок, тебе только четырнадцать. Тебя нужно кормить. Так? Я не умею готовить, Ар. Я питаюсь вне дома почти все время. Сыр — все, что есть у меня в холодильнике.
— Ничего, я люблю сыр. Я буду помогать тебе, ходить по магазинам, папа. Еда — не проблема! Я тоже могу где-нибудь перекусывать. — На глаза Арона навернулись слезы. Он ненавидел себя сейчас за свою слабость и просительный тон.
— Твоя мать ведет хозяйство, сын. У нее больше свободного времени. Вот в чем дело! Она не просиживает на работе до полуночи и может позаботиться о тебе. А я не могу. Вот главная причина. Я не смогу уделять тебе достаточно времени.
Арон завалился поперек постели, мусоля телефонную трубку.
— Арон! Ты у телефона? Арон! Черт возьми!..
— Да-а-а...
— Ты можешь позвать к телефону мать? Я хочу поговорить с ней. Это она тебе такое подсказала? Она? Она хочет, чтобы я чувствовал себя ублюдком, и в этом преуспела. О боги, она...
Арон перестал слушать, отдаляя трубку все дальше от уха, пока голос отца не стал слышен еле- еле.
— Арон! Ар! Ты меня понял? Арон!
— Пошел в... папочка! — выругался мальчик и снова оторвал трубку от уха.
— Что? Что ты сказал?!
— Повторяю: пошел на...! И вот еще что, папаша. Ты по-прежнему боишься СПИДа? От него ведь умирают, знаешь? А знаешь, как им заражаются? — в его голосе появились четкие приблатненные нотки. — От проституток, папаша, от грудастых сучек с грязными ж..., похожих на Банни из «Плейбоя»! — Арон грохнул трубкой о рычаг телефона.
Затем он накрыл голову подушкой и зарыдал.
9
В понедельник вечером Сисси возилась на кухне. Она заметила в коридоре Арона, пытающегося незаметно проскользнуть мимо нее. Он был одет в уличную куртку и джинсы, оборванные снизу так, что махры свисали на его кроссовки «Рибок».
Мать взглянула на часы: было уже полдевятого.
— Арон! Ты куда собрался, сынок?
— На улицу.
— Я понимаю, что на улицу. Я вижу на тебе куртку. Я интересуюсь, куда и зачем?
— Просто на улицу — и все! Я встречаюсь с друзьями.
