Эндрю вспомнил теперь, что и с согрешившим контрабандистом Карлион разговаривал с той же мягкой грустью и сожалением. Указывая на море, он сказал: «Погляди. Что это там такое?» — и человек повернулся спиной, чтобы рассмотреть простор, покрытый маленькими гребнями, которые возникали, мчались вперед, падали и отступали и продолжали возникать, мчаться, падать и отступать, когда его глаза уже потускнели в смерти.
— Я не могу пойти к нему, — произнес он вслух.
— А если бы он пришел к тебе? — спросила она, как будто собираясь помирить двух школьников, повздоривших из-за своего достоинства.
— Нет, нет, — сказал он и внезапно вскочил от мучительно кольнувшего его чувства страха. — Что это? — спросил он.
Элизабет наклонилась вперед на своем стуле, прислушиваясь.
— Тебе показалось, — сказала она.
С неожиданной грубостью он ударил ее кулаком по руке, которая лежала на столе, так что у нее перехватило дыхание от боли.
— Не можешь говорить шепотом? — спросил он. — Ты хочешь всему свету рассказать, что здесь кто- то есть? Теперь ты слышала?
На этот раз ей показалось, что она слышит очень слабое шуршание гравия, не громче шелеста листьев. Она медленно кивнула.
— Кто-то идет по тропинке, — пробормотала она. Рука, по которой он ударил, сжалась в маленький твердый кулак.
— Ради Бога, — пробормотал Эндрю, оглядываясь по сторонам.
Она рывком указала на дверь, которая вела в сарай, где он спал прошлой ночью. Он почти бегом, на цыпочках, бросился туда, и когда оглянулся, то увидел, что она вновь принялась за носок, который он уронил на пол, так и не воспользовавшись им. Красный блик огня взмыл вверх и окрасил ее безмятежное бледное лицо. Затем он закрыл дверь и притаился в темноте сарая, вздрагивая время от времени, как в лихорадке.
Следующее, что он услышал, был голос Карлиона. Его внезапное появление пронзило Эндрю. Он надеялся, по крайней мере, получить предупреждение, хотя бы в виде стука или щелчка поднимаемой щеколды, и время, чтобы укрепить колени и сердце.
Голос проникал к нему через замочную скважину и трещину, добрый и успокаивающий.
— Простите меня, — сказал он. — Я совсем заблудился в тумане.
В ответ на обманчивую музыку голоса Карлиона раздался чистый звук голоса Элизабет, они скрестились, как шпаги.
— Почему вы не постучали? — спросила она.
Поняла ли она, думал Эндрю, внимательно слушая из темноты, что это тот человек, которого он боялся. Перепуганный, он тщетно искал способ, как предупредить ее. Он представлял себе обезьяноподобное лицо Карлиона, глядящее на нее с обезоруживающей искренностью.
— В таком месте осторожность не помешает, — сказал он. Его голос прозвучал немного ближе, как будто он перешел к камину. — Вы не одна? — спросил он.
Эндрю прижал руку к горлу. Что-то выдало его. Возможно, пока он стоял в темноте, как слепой, она беззвучно указала, где он прячется, подмигнув или подняв бровь. Ему на миг захотелось распахнуть дверь и броситься на Карлиона. По крайней мере, они схватились бы, как мужчина с мужчиной, подумал он, пока недремлющий внутренний критик не усмехнулся: «Ты не мужчина». По крайней мере, трус может быть хитрым, возразил он и, встав на колени, приложил глаз к замочной скважине. Почти сразу он увидел говорящих Элизабет сидела на стуле с носком в руке, спокойно выискивая дыры. Она переигрывает в спокойствие, подумал он со страхом. Карлион стоял над ней и наблюдал с явной смесью почтения и сожаления. Он слегка повернулся в сторону двух чашек, которые с бесстыдной наглостью стояли на столе.
Она закончила исследование носка и положила его на колени.
— Я одна, — сказала она. — Мой брат только что вышел. Он рядом, — добавила она. — Мне ничего не стоит позвать его, если вы не уйдете.
Карлион улыбнулся.
— Не надо меня бояться. Может быть, я знаю вашего брата. Немного выше среднего роста, хрупкого телосложения, темноволосый, с испуганными упрямыми глазами.
— Нет, мой брат не такой, — сказала Элизабет. — Он невысокий, коренастый и очень сильный.
— Тогда я ищу не его. — Он взял одну из чашек. — Он, должно быть, совсем недавно был здесь, — сказал он. — Чай горячий. Он так спешил, что не допил свой чай. Любопытно, что мы не встретились. — Он оглядел комнату, даже не пытаясь скрыть свое любопытство.
— Вы взяли мою чашку, — сказала Элизабет и добавила саркастически: — Вы мне позволите допить?
Эндрю, стоя на коленях у замочной скважины, ослабил воротник, в то время как губы Элизабет коснулись чашки и она допила остатки его чая.
«Странная чаша любви», — с горечью подумал он. Но горечь исчезла перед волной смирения, которая на миг очистила его рассудок от ощущения страха. Он стоял на коленях, чтобы видеть комнату за дверью, но сейчас в душе он стоял на коленях перед Элизабет. Она святая, подумал он. Милосердие и мужество, с которыми она спрятала его от врага, он принял как должное, но то, что она пила из его чашки, поразило его запутавшееся воображение своим удивительным благородством. Этот жест задел его самое уязвимое место — сознание собственной трусости. Стоя на коленях в потемках не только комнаты, но и своей души, он представлял, как, без колебаний, она нежно коснулась его губ и осквернила свои.
— Я не встретил вашего брата, — повторил Карлион, по-прежнему с нежностью и сожалением.
— Есть другая дверь, — сказала она не раздумывая.
Карлион повернулся, и Эндрю, наблюдавшему через замочную скважину, показалось, что их глаза встретились. Его смирение и вера исчезли так же быстро, как появились. Карлион сделал шаг по направлению к двери. Она предала меня, подумал Эндрю, в панике нащупывая нож. Однако он не отважился открыть лезвие, даже когда нашел то, что искал, так как щелчок могли услышать через закрытую дверь.
Карлион, казалось, смотрел прямо на него. Невероятно, что он не видел глаза, который наблюдал за ним сквозь замочную скважину. Однако он колебался, возможно в замешательстве, как некогда Эндрю, от мужества девушки, думая, что у нее, по всей вероятности, есть подмога, что здесь должна быть западня. Затем она заговорила, беззаботно и не торопясь, наклонясь вперед, чтобы погреть руки у огня:
— Не стоит туда идти. Он запер дверь, когда уходил.
Для человека в темноте наступил миг неизвестности, пока Карлион колебался. Ему надо только попытаться открыть дверь, чтобы все вышло наружу. В конце концов он воздержался. Частично, возможно, потому, что боялся западни, но в основном, должно быть, его поставило в затруднительное положение то рыцарство, которое не позволило ему открыто продемонстрировать недоверие к словам женщины. Он отвернулся и стоял посреди комнаты в почти что трогательном замешательстве. Если бы он знал заранее, что придется иметь дело с женщиной, он послал бы в дом одного из своих спутников — маленького хитрого кокни Гарри или слоноподобного Джо.
Она с легкой насмешкой осмотрела его — от срезанного лба и глубоко посаженных глаз до маленьких, слегка расставленных ступней, странно контрастировавших с остальным обликом.
— Вы весь в грязи, заметила она и бросила выразительный взгляд на пол, все еще свежий и чисто выскобленный миссис Батлер.
— Сожалею, очень сожалею, — сказал он. — Дело в том…
— Не трудитесь лгать, — рассеянно пробормотала она. Ее внимание, казалось, было приковано к пылающему сердцу камина. — Вы кого-то ищете. Сразу видно. Если только не убегаете от кого-то, как тот, другой.
— Другой? — Он взволнованно подался вперед, и Эндрю снова приготовился к предательству. Питье из его чашки, которое наполнило его таким смирением, теперь, казалось ему, только подчеркивало подлость измены.
