Очередная молния озарила все вокруг, и в окне возник на мгновение привычный Мику пейзаж. Но только сейчас в нем было что-то дьявольское. Ну и ночка! Каково Фэйт одной в ее огромном пустом доме?..
На улице в лицо пахнуло морозным воздухом, и Мик с наслаждением вдохнул его полной грудью. Одинокий бродяга, для которого любой дом — лишь временное пристанище, шаман, душою связанный лишь со стихией, — вот он кто.
Проверив скотину, подбросив ей корма, Мик, бодрый и вновь уверенный в себе, вернулся в кухню. И тут зазвонил телефон. Опять диспетчер из участка, раздраженно подумал он. Что стряслось на сей раз? Дорожная авария, семейный скандал или пожар?
Но это была Фэйт.
— На помощь, Мик! — всхлипнула она. — Боже, Мик, помоги мне! Он где-то здесь и сейчас убьет меня…
Глава 8
— Какао?
— С радостью выпью чашечку.
Мик кивнул и повернулся к плите.
— Ты захватила с собой халат? — бросил он через плечо.
— Ой, забыла! Но ничего, обойдусь.
— Ладно, утром заедем и захватим его вместе с остальным твоим барахлом.
— Мик, но я вовсе не собираюсь…
Пэриш, не говоря ни слова, поставил перед ней стакан и пододвинул пакет с молоком.
— Наливай и слушай внимательно. Пусть мне вырвут язык, если я снова позволю тебе бравировать своей независимостью и жить одной в пустом доме, когда твой бывший муженек разгуливает на свободе. Один раз я совершил такую глупость, второй ты от меня не дождешься, не рассчитывай.
Когда ночью телефон от удара молнии в подстанции вышел из строя, Мик прокричал в рацию сквозь хрипы и трески, чтобы Эд Дьюхерст мчался ему на подмогу, и, не зная наверняка, услышал ли тот его, пустил свой «блейзер», что называется, с места в карьер.
Машина неслась на предельной скорости, а Мику казалось, что она ползет как черепаха. По сути, четыре мили, отделявшие его дом от дома Фэйт, он должен был покрыть за четыре минуты, но четыре минуты — это так много! За четыре минуты можно пырнуть жертву ножом раз тридцать, если не сорок, раза два задушить, о других способах убийства лучше не говорить.
Возле дома не было никаких других машин, только белая «хонда», но это само по себе ни о чем не говорило. Входная дверь оказалась незапертой — знак тревожный, но тоже сам по себе ничего не означающий. В доме царила мертвая тишина. Осторожно обходя комнату за комнатой, Мик все больше приходил в недоумение: он не чувствовал присутствия постороннего — он бы обнаружил его по запаху, но главное — нет запаха крови. И лишь в третьей, последней по счету комнате он ощутил присутствие человека.
— Фэйт! — осторожно позвал он. — Фэйт, это я, Мик! Где Фрэнк? — резко спросил он, когда она наконец-то открыла дверь.
— Фрэнк?.. Боже, мне послышалось… Эта гроза… И я вдруг решила…
По рации вышел на связь подъехавший Эд. Они вместе еще раз осмотрели дом, но ничего не нашли. Эд снова уехал на дежурство, а сконфуженную и все еще трясущуюся от страха Фэйт Мик отвез к себе.
— Должен сказать, — продолжил Мик, — что таких упрямиц я еще не встречал в своей жизни.
— Упрямиц? — прыснула со смеху Фэйт.
— Да, а что, ты со мной не согласна?
— Ничего, просто я привыкла считать себя бессловесным и покорным существом, созданным для того, чтобы им помыкали все, кому не лень. — Моментально всякое веселье сбежало с ее лица. — Я так перепугалась, Мик, — сказала она тихо. — Меня обуял неописуемый ужас. Ты ведь еще не таешь, что Фрэнк обещал убить моего младенца раньше, чем он родится.
Мик почувствовал, как на голове его зашевелились волосы.
— Убить неродившегося младенца? Он что, сумасшедший?
— Да, убить на том основании, что это его ребенок… Он так заявил, когда приходил в последний раз. Он считает, что, поскольку оба мы принадлежим ему, он вправе делать с нами все, что ему заблагорассудится. А раз карьере и семейной жизни все равно пришел конец, то он сделает так, что мы оба не достанемся никому другому.
— Прекрати себя мучить, Фэйт. От твоих мучений проку все равно не будет. Люди вроде Фрэнка не нуждаются в доводах разума, зато когда попадутся, сразу же начинают придумывать всякие сказки, чтобы оправдаться.
— Но я хотела понять…
— Это уже не твоя забота. У твоего бывшего супруга явно с головой не в порядке, и когда его поймают, им будут заниматься в первую очередь психиатры. Не сомневаюсь, им найдется, что сказать суду.
Мик вдруг почувствовал, как кулаки его непроизвольно сжимаются и внутри просыпается яростное желание стереть с лица земли эту мразь. Сейчас злоба выплеснется из него, и Фэйт снова будет напугана, только на этот раз ей некуда ехать…
— Мик!
Как хорошо, что она окликнула его, прежде чем погладить по плечу. Мик так напрягся, что от внезапного прикосновения мог взорваться. Но она дала ему время, чтобы он воспринял ее призыв, взял себя в руки, оказался в состоянии слушать ее.
— Мик, — сказала она, с нежностью глядя в его глаза. — Я знаю одно: ты никогда в жизни не сделаешь мне ничего плохого. В чем, в чем, а в этом я уверена.
Повернувшись, он обнял ее и прижал к себе.
— Ну, так что скажет насчет чашки какао моя милая леди?..
Фэйт давно уже ушла к себе в спальню, а Мик мерил шагами кухню, не находя себе места. Пожалуй, неплохо было бы устроить пробежку босиком по снегу, но сейчас и это едва ли поможет.
Ему не давала покоя мысль о Фэйт. Та ушла, мирно пожелав ему спокойной ночи, но Мик не мог отделаться от ощущения, что приступ ее страха, спровоцированный внезапной и странной грозой, все еще не отступил.
Она сейчас, вероятно, без сна лежит в постели, уставившись в потолок, думал он, сердце отчаянно колотится, а с губ готов сорваться новый крик о помощи. Черт бы побрал эту грозу — все, чего ему удалось добиться в эти несколько дней, все коту под хвост.
Но что же можешь сделать ты, Мик Пэриш, спросил он себя. Да, что? Во-первых, подняться к ней и проверить, как обстоят дела. Если она благополучно уснула, можно спокойно отправляться восвояси. А если она не спит… Если не спит, значит, твой долг — успокоить ее, утешить…
Его сапоги прогромыхали по ступенькам лестницы, на которой не было ковра, и, как подозревал Мик, никогда не будет (еще одна неистребимая привычка отставного разведчика — никакой звукоизоляции, чтобы любой шум, любое движение в доме тут же можно было услышать). Сейчас он впервые помянул крепким словом свою непомерную мнительность и попытался идти на цыпочках, чтобы не разбудить Фэйт, если она спит.
Но она и впрямь не спала. Тихо приоткрыв дверь, он увидел, что она, прямая и неподвижная, сидит в кровати, а в комнате включены все лампы одновременно.
— Не могу уснуть, — жалобно произнесла она. — Из головы не выходит то, как…
Она замолкла, и Мик неуверенно потоптался на пороге.
— Не оставляй меня одну, — шепотом попросила она. — Ради Бога, не оставляй меня одну.
