– Честно говоря, я отчетливо помню только тот день, когда мы узнали о ее смерти. – Чарли развел руками.
Ну конечно, спохватилась Мэри. Разве такое можно забыть? В тот день она ушла от Чарли. Как бы она ни корила себя, ей не удавалось отделаться от мысли о страданиях, причиненных ему. Вот и сейчас в глазах Чарли мелькнул проблеск давней боли.
Мэри боролась с желанием отвести взгляд.
– А если Роберту известно больше, чем он утверждает, – не только об изнасиловании, но и про Коринну?
Если не считать на миг сжавшихся челюстей, лицо Чарли осталось невозмутимым.
– Я тоже думал об этом. Но даже если мы правы, у нас нет никаких доказательств.
– А если бы они нашлись?
Так было с самого начала: стоило одному из них высказать мысль, оказывалось, что второй уже обдумывает ее. По этому поводу они часто смеялись. Мэри встревожилась, осознав, что между ними ничто не изменилось.
– Как журналисту мне будет слишком мало догадок и предположений, – продолжал Чарли. – И откровенно говоря, я не рассчитываю, что после всех этих лет всплывет что-нибудь новое.
Но несмотря на это, идея продолжала обретать форму в голове Мэри. Загоревшись, она подалась вперед.
– Разреши помочь тебе, Чарли. Теперь мне хватит времени. И, Бог свидетель, здесь моя родина.
Чарли покачал головой.
– Не хочу тебя обидеть, но лучше бы ты не вмешивалась. И, как я уже сказал, прошло слишком много времени. След давным-давно потерялся.
Мэри ощетинилась.
– Да, я далека от журналистики, но с интригами я знакома не понаслышке. С их помощью я зарабатываю себе на хлеб. Если Роберту есть что скрывать, поверь мне, я сумею разузнать, что именно.
Чарли задумчиво посмотрел на нее. В тусклом свете, сочащемся сквозь жалюзи, его угловатое лицо казалось вытесанным из того же твердого камня, что и наконечники стрел его давних предков, ирокезов. О чем он размышлял – о предстоящем сотрудничестве с ней? Неужели он, подобно ей самой, опасался, что давние чувства оживут?
«Прошло тридцать лет, – напомнил Мэри внутренний голос. – Почему ты решила, что он по-прежнему неравнодушен к тебе?» Ведь второй раз вступил в брак он, а не она, к тому же у него есть вторая дочь. Но дело не в Чарли и не в ней самой. Главное – их дочь. И Эмма. Поэтому она и вернулась сюда, а не для того, чтобы ворошить прошлое.
Мэри поняла, что победила, когда Чарли с притворной беспечностью спросил:
– А с чего ты хотела бы начать?
Мэри задумалась, шум из-за двери отдалился, поутих, стал казаться невнятным гулом. Как ни странно, ей вспомнилось, как они с Чарли побывали на вечере для старшеклассников. Она нарядилась в голубое атласное платье с кружевной верхней юбкой. По залу метались серебристые пятна света от зеркального шара, вращающегося под потолком. Они танцевали под музыку «Праведных братьев», Чарли крепко обнимал ее, что-то шептал, но она не могла разобрать ни слова. Она только чувствовала, как его губы касаются ее уха, а теплое дыхание овевает щеку. Мэри помнила, как любила его в ту минуту, как сладкая боль пронизывала все ее тело, до подрагивающих икр, напряженных от непривычно высоких каблуков.
У нее остались и другие воспоминания: о груди, набухшей от молока, о детском плаче посреди ночи, когда ей приходилось выбираться из-под теплого одеяла, а в комнате царил собачий холод. Ранние, невинные воспоминания были нематериальными, как сны. Но почему-то Мэри не забыла тот вечер, когда медленно кружилась в танце в объятиях Чарли.
Очнувшись от раздумий, она не сразу смогла посмотреть ему в глаза. Стоило ему понять, о чем она думает, и он узнал бы, как часто за минувшие годы она воскрешала эти воспоминания, сколько раз представляла себя рядом с Чарли, когда занималась любовью с другими мужчинами.
Мэри поспешно выпалила:
– Для начала я поговорила бы с матерью Коринны. Возможно, Нора что-нибудь помнит.
Чарли задумчиво кивнул, постукивая себя пальцем по подбородку.
– Разумное решение.
– Я позвоню ей, как только вернусь домой. – Мэри вскочила и направилась к двери. Ее вдруг охватило нетерпеливое желание уйти отсюда. – Мы давно не виделись. Я просто обязана навестить ее.
– Если что-нибудь узнаешь, сообщи мне. И мы решим, стоит ли продолжать поиски. – Чарли проводил ее до двери и осторожно придержал за локоть, когда она обернулась, чтобы попрощаться. – Кстати, я восхищен твоими успехами. Мне известно, как идут дела твоей фирмы. Ноэль подолгу рассказывает об этом, стоит спросить о тебе.
Опешив, Мэри покраснела. Она не знала, что больше польстило ей: то, что Чарли расспрашивал о ней, или то, что Ноэль не скупилась на похвалы. Повисла неловкая пауза, и Мэри поспешила заполнить ее:
– Спасибо, Чарли. Как и ты, я много работаю.
– Значит, вдвоем мы составим прекрасную команду.
Он задержал взгляд на ее лице, угол его рта дрогнул в иронической улыбке. Но прошла минута, и он вновь стал прежним – озабоченным отцом.
– Ноэль – наша дочь, Мэри, твоя и моя, – с расстановкой произнес он, подчеркивая каждое слово. – Я знаю, ты любишь ее, как я. И Эмму тоже. Что бы ни случилось в прошлом, сейчас мы должны думать только о дочери и внучке.
Потрясенная его словами, Мэри негромко отозвалась:
– Мне не всегда удавалось быть рядом с Ноэль в трудную минуту. Но теперь я здесь. И я никуда не уеду, пока Эмма не вернется домой навсегда.
До книжного магазина было не более пяти минут ходьбы, но когда Мэри шагала по Мэйн-стрит, ей казалось, что от жары тротуар плавится и дрожит у нее под ногами. Впрочем, вид знакомых зданий несколько успокаивал ее. Розовое кафе «Завиток», похожее на пряничный домик, так же выделялось среди прочных кирпичных фасадов, как кружевная викторианская «валентинка» среди рекламных объявлений о распродаже. А «лучшие в мире пончики», которые расхваливал магазин Кокрейна, и правда были лучшими. У входа Мэри заметила группу загорелых мужчин и женщин в теннисных шортах – обитателей новых домов у озера, которые так раздражали Чарли, и задумалась, надолго ли Бернс-Лейк останется тихим провинциальным городком.
Витрина магазина одежды «Голливуд» на углу Мэйн-стрит и Фремонт-стрит, где некогда работала Мэри, убеждала ее, что мода до сих пор не изменилась. В витрине были выставлены те же самые манекены конца пятидесятых годов, а их наряды в спортивном стиле ушли в прошлое вместе с хула-хупом. Обувной магазин по соседству выглядел точь-в-точь как в те времена, когда Дорис каждую осень водила сюда Триш и Мэри выбрать туфли к вечеру в честь начала учебного года. Даже универмаг «Бенджамин Франклин», последний из вымирающего племени, продолжал цепляться за жизнь с упорством престарелой старой девы, увешанной побрякушками из поддельного горного хрусталя. Только здесь еще можно было напиться из неиссякаемого источника содовой воды и заказать безалкогольное пиво.
Книжный магазин Триш располагался в узком здании, втиснутом между салоном красоты «Силуэт» и бакалеей Петерсона. Сразу после открытия «Загнутой страницы» местные циники предрекали магазину скорое фиаско. Зачем платить почти двадцать долларов за книгу в твердой обложке, если можно выбрать у Петерсона одну из нескольких десятков в мягкой? Но Триш сумела утереть носы скептикам, нашла собственную нишу и завела букинистический отдел наряду с отделом новых книг. Не имея семьи, она отдавала все силы и время магазину, усердно расхваливая своих любимых авторов и произведения.
Войдя в магазин, Мэри первым делом обратила внимание на стенд с рукописным объявлением, стоящий рядом с кассой. Вверху было крупными буквами выведено: «Помогите спасти желтохохлую славку!» Пониже
