знать.
– Нет. – Ноэль не стала оправдываться и клясться. Что в этом толку? Мнение собеседницы ей уже не изменить. От этой мысли Ноэль стало тоскливо, ее охватило ощущение обреченности. – Можно задать вам вопрос?
– Пожалуйста. – Линда вежливо улыбнулась.
– Считаете ли вы, что в любой истории есть две стороны?
– В большинстве случаев – да.
– Но бывают ли исключения?
– Иногда.
Ноэль подалась вперед, крепко сцепив руки.
– Линда, я должна сказать вам кое-что. Если бы я только заподозрила, что могу причинить хоть какой- нибудь вред своему ребенку, я сама… предложила бы мужу поискать выход. Чего бы это мне ни стоило. Но дело в том, что вред Эмме может причинить кто угодно, только не я!
– Вы подозреваете, что на такое способен ваш муж?
Заметив проблеск неуверенности в глазах Линды, Ноэль продолжала настаивать на своем:
– Я прошу только об одном: прислушаться к моим словам. Не делайте поспешных выводов, пока не узнаете все факты, ради моей дочери.
– Ноэль, детка, с кем это ты разговариваешь?
Подняв голову, Ноэль увидела, что по лестнице медленно спускается бабушка. У нее упало сердце. Бабушка представляла собой плачевное зрелище в измятом халате, в котором спала, с растрепанными седыми волосами. И ее голос звучал слишком ворчливо. Бабушка часто просыпалась раздраженной. «Господи! – взмолилась Ноэль. – Только бы она ничего не испортила!»
Шаркая подошвами, бабушка прошла через гостиную. Ноэль быстро встала, чтобы представить ее.
– Линда, это моя бабушка. Бабушка, помнишь, я говорила тебе, что доктор Хокинс придет ко мне на собеседование?
– Зачем? Ты ищешь работу? – Бабушка склонила голову набок, подозрительно глядя на гостью. Она никогда не прибегала к помощи психологов – по ее мнению, они только сбивали людей с толку.
– Мне поручено представить суду рекомендации относительно вашей внучки, – объяснила Линда, пожимая бабушке руку. – Я рада, что вы присоединились к нам, миссис Куинн.
Бабушка фыркнула.
«Прошу тебя, молчи!» – безмолвно взмолилась Ноэль.
Но блеск в бабушкиных глазах не предвещал ничего хорошего.
– Вот что я вам скажу, доктор Ходжкин: можете написать в отчете, что Ноэль – лучшая мать в мире. Да она готова пожертвовать жизнью ради дочери!
– Не сомневаюсь, – учтиво отозвалась Линда, не удосужившись поправить собеседницу, которая переврала ее фамилию.
Бабушка указала узловатым пальцем на блокнот.
– Ну так запишите это!
– Бабушка, прошу тебя… – умоляюще выговорила Ноэль.
Но это не остановило Дорис.
– Стыд и позор, когда судьи позволяют поливать грязью невиновных! Кельвина Рипли я знаю с тех пор, как мы учились в школе. Уже в те времена он был подхалимом и ничтожеством. И теперь мне совершенно ясно: в черной мантии он не стоит и материи, из которой она сшита!
Линда прищурилась, прикрыв глаза голыми веками.
«Простите», – беззвучно произнесла Ноэль. Она мягко взяла бабушку за руку, но та нетерпеливо оттолкнула ее.
– Я еще не закончила! – заявила она.
– Пожалуй, я зайду в другой раз, – решила Линда, многозначительно взглянув на Ноэль.
Минуту Ноэль стояла неподвижно, слишком потрясенная, чтобы сдвинуться с места. Она не верила своим глазам. Оправдались худшие из ее опасений. «Я должна остановить ее. Спасти хотя бы остатки своей репутации!» Как в день встречи с Робертом, Ноэль почувствовала, будто что-то в ней пробуждается к жизни. Что-то подталкивало ее к решительным действиям подобно сильному порыву ветра. Она шагнула к бабушке и положила ладони ей на плечи. Но бабушка упрямо высвободилась, пошатнулась, и Ноэль поспешила подхватить ее. И вдруг, к ее ужасу, обе они повалились на пол. Ноэль крепко ударилась спиной, бабушка распростерлась на ней и вскрикнула. Ее крупное и тяжелое тело придавило Ноэль к полу.
Минуту они лежали неподвижно, ошеломленные падением, а потом разом зашевелились, но никак не могли распутать руки и ноги и встать. Ноэль сумела подняться только после того, как Линда протянула ей руку. Вдвоем они поставили бабушку на ноги и усадили на ближайший стул.
Бабушка прижала ладонь к высоко вздымающейся груди.
– Боже всемилостивый! Я думала, что придушила тебя!
«Так и получилось – в переносном смысле», – с беспросветным отчаянием мысленно ответила Ноэль. Даже если бы эту сцену поставил сам Роберт, она не произвела бы худшего впечатления. Только Богу известно, что теперь напишет в отчете Линда Хокинс. «Наверное, наш дом показался ей приютом для умалишенных… а мы с бабушкой – его пациентами».
Но бабушка споткнулась и упала случайно, хотя ее действия могли быть истолкованы превратно. Ноэль не собиралась извиняться за нее.
Тем не менее психолог помедлила у двери, по-видимому, ожидая объяснений.
– По-видимому, ваша бабушка строго придерживается своих убеждений, – сухо заметила она.
– Не стану спорить. – На языке Ноэль уже вертелось замечание, которое могло бы смягчить ситуацию, но даже слепой увидел бы, что ее положение безнадежно. Когда же Ноэль снова открыла рот, ей показалось, что кто-то другой, почти всегда молчащий человек, произнес за нее: – Жаль, что мне так долго не хватало смелости отстаивать мои убеждения.
Номер был записан на липкой бумажной ленте, приклеенной к телефонному аппарату. Много дней назад Ноэль записала его на всякий случай. И вот теперь, после неудачной беседы с психологом, она решилась набрать эти несколько цифр. Она не знала, живет ли ее знакомая по прежнему адресу. Не подумала, чем объяснить свое длительное молчание. Она поняла лишь одно: хватит ждать, когда Господь Бог или судья Рипли решат ее судьбу.
Свершилось чудо: на звонок ответили почти сразу.
– Алло!
– Гвен? – Ноэль крепко вцепилась в трубку. – Гвен, это Ноэль Ван Дорен… понимаю, я слишком долго не звонила…
Гвен Нолан издала гортанный смешок, и Ноэль представила, как она садится в кресло, прикуривая сигарету, – крепко сложенная женщина с усталыми глазами, повидавшими слишком многое, и заразительной улыбкой ребенка.
– Вот это да! Где же ты пропадала?
– Пыталась остаться трезвой, – ответила Ноэль с грустью, напоминая о том, что известно каждому пациенту общества анонимных алкоголиков: на их пути слишком много рытвин и ухабов. – Гвен, я звоню вот по какой причине…
Через час, пообещав побывать на завтрашнем вечернем собрании в Первой баптистской церкви, Ноэль повесила трубку и почувствовала себя увереннее и сильнее. Зачем она так долго медлила? Чего боялась?
«Ты избегала не только разговоров с Гвен», – шепнул ей внутренний голос.
Ей требовалось поговорить еще с кем-нибудь. С человеком, способным пролить свет на происходящее. Кто лучше ее бывшей соседки Джуди Паттерсон знает, как ей жилось в доме номер 36 по Рамзи-Террас?
Через несколько минут Ноэль уже вела свой «вольво» к Рамзи-Террас. «Джуди тоже мать, – думала она. – Она поймет, что мне пришлось пережить». Они не были слишком близки, но, несмотря на трусость, проявленную Джуди в тот злополучный день, она всегда была хорошей соседкой. Прошлой зимой, пока
