— Я-то? Пожалуй, что и скажу. Я ведь давно тут сижу. Многие люди мимо проходили, многие заговаривали. А теперь одни голуби остались.
Минька терпеливо ждал, когда старуха станет говорить по делу. С ее колен скатился клубок, и Миньке пришлось за ним нагнуться. Он протянул клубок старухе, но та не замечала, продолжала лопотать:
— Все разбрелись, у всех дел невпроворот, вот и ты уйти торопишься. Только мне, старой, делать нечего, сидеть да разговаривать с тобой! — голос у нее сделался визгливый. Она легко, без старческой медлительности, встала. — Держи клубок, крепко держи! Бросишь его — опутает с головы до ног! А помочь некому, сюда больше никто не приходит, у всех дела! Да и мне пора! — выкрикнув это, старуха расхохоталась, подпрыгнула и улетела, брыкнув ногами.
Минька остался стоять с раскрытым ртом и зажатым в руках теплым клубком. Он чувствовал себя, как солдат, наступивший на мину. Нет, город не ведет его к цели, а старается изо всех сил задержать.
Голуби, как ни в чем ни бывало, бродили по площади. Минька сжал клубок левой рукой, а правой стал шарить в кармане. Там после обеда должна была заваляться корочка хлеба. Была у Миньки привычка прятать куски по карманам. Но станут ли виртуальные голуби реагировать на настоящий корм?
Нащупав хлеб, Минька размял его, и теперь он имел целую пригоршню крошек. Он бросил немного на плиты. Голуби, наверное, исподтишка следили за ним, потому что сразу же увидели его движение и бросились подбирать корм. Следующую порцию Минька рассыпал у самых своих ног. Сначала голуби не решались подойти, но голод — не тетка, и скоро они жадно суетились вокруг Миньки.
Он медленно опустился на корточки. Несколько птиц испуганно вспорхнули вверх. Минька торопливо бросил стае еще щепотку. Ненасытный голод делал голубей смелее. Некоторые уже топтались по минькиным ботинкам. Мальчик протянул им руку с крошками на ладони. Он ждал, когда какой-нибудь особенно бестолковый голубь сядет на нее. Такой вскоре отыскался. Попытавшись сначала хватать крошки на лету, он после нескольких неудачных попыток опустился на ладонь. Минька подождал, пока он усядется попрочней, и быстро сжал пальцы.
Ухватив птицу за лапы, Минька перевел дух. Стая сорвалась было с места, но передумала и осталась подбирать крошки. Минька, все еще сидя на корточках, — ноги затекли и болели, — начал пропихивать лапы пленного голубя между нитками клубка. В результате птица оказалась надежно прикреплена к ловушке.
Минька швырнул голубя с клубком в самую гущу стаи, одновременно отпрыгнув назад. Затекшие ноги плохо слушались, поэтому далеко отпрыгнуть ему не удалось. Он упал на спину и наблюдал, как клубок мгновенно превратился в беспорядочно разлетающиеся нити, обхватил, замотал, спеленал всех птиц, которых сумел достать. Кто бы мог подумать, что в этом клубке ниток — на целый ковер.
Кое-как поднявшись на ноги, Минька поплелся прочь с площади. Позади него остался лежать, подрагивая, бордовый шерстяной кокон.
8. Казнь без приглашения
Дома исчезли, дворы растаяли. Минька очутился в лесу, в самой гуще. Кусты лезли в глаза, а под ногами не было даже намека на тропинку. Минька стал продираться сквозь листву. Он спотыкался о кочки, падал в ямы, царапался о ветви. Все это время он не слышал даже звука собственных шагов.
Лес ожил неожиданно, когда Минька, выбравшись из очередной ямы, лежал на земле и отдыхал. Зачирикали пичуги. Трава зашуршала. Деревья заскрипели. Донеслись голоса и бренчание гитар.
Минька поднялся и продолжил путь. Взбираясь вверх по холмику, он смотрел под ноги, поэтому впереди ничего не видел, не сумел увернуться от спешащего ему навстречу мужика и поднял голову лишь тогда, когда столкнулся с ним.
— Костер жжешь, турист? — громовым голосом вопросил мужик. Он был одет в плащ защитного цвета.
— Ой, что вы, дяденька, это не я! — ответил Минька, отступая. — Это они, вон там. Слышите, за деревьями?
— За деревьями само собой. А ты, может, сам по себе! — не поверил ему лесничий, попытался схватить Миньку, но промахнулся.
Минька бросился бежать, как заяц, не разбирая дороги. Позади трещали ветки. Лесничий нагонял. Минька петлял, пытаясь ускользнуть, но лесной сторож настиг его и поймал-таки за шиворот.
— Я не виноват! — завопил Минька, напрочь забыв про виртуальную реальность.
— В комендатуре разберутся, — сурово сказал лесничий и потащил трепыхающегося мальчишку за собой.
На краю леса, у самых деревьев стояло серое четырехэтажное здание. Туда и поволокли Миньку.
Они прошли мимо вахтера, поднялись на второй этаж и вошли в один из кабинетов. Сидящий за столом мужчина был толстый, курил трубку и разговаривал по телефону. Он взглянул исподлобья. Пару раз еще буркнул в трубку, заканчивая разговор.
— Ну, кто это у тебя? — без предисловий обратился он к лесничему.
— Браконьер. Костры, понимаешь, жжет и зверей калечит.
— Неправда! — крикнул Минька.
— Смотри ты, отпирается, — удивился толстяк. — Сейчас мы его оформим.
Он нажал кнопку на стене у него за спиной. В кабинете немедленно появился дюжий молодец с винтовкой.
— Отведи арестованного в комнату 516, — приказал толстяк, кивнув на мальчика.
Охранник взял Миньку за рукав и вытащил в коридор. Они поднялись по лестнице на два этажа. Миньку заперли в указанной камере.
Оглядев убогую клетушку с зелеными стенами, он сел на широкую лавку. Он даже не успел как следует подумать, когда за ним пришли.
При его появлении в кабинете, толстяк встал и торжественно произнес:
— Гражданин неизвестный, за умышленный поджог и разорение леса вы приговариваетесь к смертной казни через усечение головы.
— Какое разорение?! Какой поджог?! — возмутился Минька, а у самого быстро-быстро заколотилось сердце.
Но его не слушали. Лесничий с сомнением пожал плечами.
— Усечение? По-моему, надо отрубление.
— Да? А может, отсечение?
— Напиши — «повешение», — предложил лесник.
Начальник задумался, потирая подбородок.
— Повешение — оно, конечно… Но не звери же мы. Пусть остается усечение. Палач разберется. — И он махнул рукой конвоиру.
Миньку снова притащили в 516-ю.
Он кинулся к окну. Но там стояла толстая решетка, выломать которую Минька не смог. Дверь, конечно, тоже была закрыта. Стены не имели скрытых отверстий: видимо, графа Монте-Кристо держали в другой камере.
Минька присел на лавку. Кажется, отсюда ему не удастся выйти на руках. Придется ждать, пока его поведут на казнь. Тогда он сможет убежать. А если не сможет? Минька не хотел об этом думать, но именно эта мысль навязчиво лезла в голову. Оставалось надеяться, что Мириус и Гидеминус находятся на посту. Они ведь обещали вытащить его, если что-то пойдет «не так». Миньке было неприятно, что приходится надеяться на людей, которым он не доверяет. Но ничего больше ему не оставалось.
Он прилег на лавку и стал ждать. Какое-то время он лежал, глядя в потолок, потом глаза его сами собой закрылись. Минька почувствовал, что засыпает, но не стал этому противиться.
Он словно соскользнул в темный туннель, ведущий куда-то вниз. Когда он выпал из туннеля и открыл глаза, то увидел, что находится в той же камере.
«Ерунда какая-то, — подумал Минька. — Я сплю или нет?»
