Гунны внимательно прислушивались к нему. Ихний певец, споткнувшись в испуге, чуть не упал на плечо Аттиле. Шум сразу умолк. Аттила слегка нагнулся вперед. Он узнал певца и грозно взглянул на него.
— Теперь, — прошептал он стоявшему возле него Хельхалу, — теперь приходит конец.
Дагхар стоял, гордо выпрямившись. Щеки его пылали. Серые глаза метали молнии. Быстрым движением руки он отбросил назад свои темные кудри, затем, гневно ударив еще раз по струнам своей треугольной арфы, он сделал шаг по направлению к Аттиле и сказал…
Гунны прислушивались к его словам, затаив дыхание… Визигаст, предостерегая Дагхара, приложил палец к губам. Но юноша ничего не видел… Сердце Ильдихо трепетно билось. С невыразимой гордостью и любовью смотрела она на царственного певца.
— Мы — гости только что прослушали песню гунна, — холодно начал он, — нас не спросили, хотим ли мы слушать этот вой волка. Теперь вы, гунны, выслушайте в ответ и песню германца. Я также не спрашиваю вас, хотите ли вы ее слушать. Если не ошибаюсь, ваш старик, ударяя в свои доски, пел что-то о победах, которых еще не было, и о победоносном шествии Аттилы. Так выслушайте теперь, чем это шествие окончилось.
И он запел на готском наречии, которое было хорошо знакомо гуннам.
Он пел о победе Аэция над гуннами, о бегстве Аттилы и полном уничтожении гуннского владычества с помощью Вотана.
Когда он звучным, торжественным аккордом закончил свою песню, вся зала заволновалась. Гунны завыли от бешенства. С дикими криками устремились они на отважного певца, который бесстрашно и спокойно стоял, не трогаясь с места. Одной рукой прижимал он к груди свою арфу, а другой упирался в бедро. Всякое сопротивление при таком количестве нападающих, конечно, было бы бесполезным. Его высокая фигура выдавалась над напиравшей на него толпой гуннов. Он даже не моргнул, когда мимо лица его пролетел нож, брошенный в него Дценгизитцем. Казалось, безрассудно-храбрый певец погиб безвозвратно. Вся бледная смотрела Ильдихо, как над головой ее возлюбленного сверкали лезвия кривых ножей.
— Остановитесь, если не хотите меня разгневать! — раздался вдруг с возвышения громовой голос.
Будто по манию волшебного жезла, все триста гуннов сразу остановились, как вкопанные.
Дагхар опустил арфу и возвратился на свое место.
— Они умеют повиноваться, — сказал он спокойно.
— Потому-то они и покорили мир, певец. И они удержат покоренное, несмотря на твою арфу, твое копье и твою ненависть, — проговорил Аттила, стоя на своем возвышении. — А вы, гунны, — продолжал он, опускаясь на стул, — уважайте права гостеприимства! За что хотели вы убить певца, за одно слово?.. Наказывать его за то, что он говорил о прошлом? — Стоит ли? — Наказывать его за то, что он предсказывал о будущем? — Это было бы похоже на то, будто мы боимся, что его предсказания сбудутся. Нет, пусть он доживет до того времени, и увидит сам, как ложны были его предсказания, — это и будет ему наказанием, но я сомневаюсь, что он останется жив до того времени. За то, что он высказал желание погубить меня и мое царство, я его также не накажу: я ведь знаю, что сотни тысяч желают того же. Так неужели всех их убивать? Пусть живут!.. Изо всей римской мудрости, какую я только знаю, мне всего больше нравится то, что сказал один римский император: «Пусть они нас ненавидят, только бы боялись». Но…
До сих пор он говорил сдержанным, спокойным тоном, теперь же голос его, будто раскаты грома при приближении грозы, звучал все громче и громче.
— Но если горячее желание и алчная месть, — кричал он, — соединившись друг с другом скрытно во мраке ночи, произведут на отвратительном ложе близнецов — клятвопреступление и вероломство, тогда!
Тут он вскочил с места и подошел к перилам. Князь Дценцил стоял рядом с ним.
— Это было двадцать дней тому назад. На дунайском острове, среди камышей шептались друг с другом двое моих рабов… Только старая ива, думали они, слышит ихнее шушуканье. А ива-то была с дуплом, а в дупле стоял я — Аттила, ваш господин, вы — жалкие псы… Ты же, пышная невеста, не печалься: еще нынешней ночью будет твоя свадьба. В то время как твой юноша будет извиваться на кресте, ты будешь женой Аттилы. Взять их всех!..
Все было подготовлено заранее. Сопротивляться было невозможно. Германцы сидели отдельно, вдали друг от друга, и на каждого из двенадцати человек свиты приходилось по целой толпе гуннов.
Четверо гуннов бросились на старого короля, Дценгизитц, Чендрул и четверо других — на Дагхара. Но Дагхару все-таки удалось на мгновение освободить правую руку. Он быстро выхватил с перевязи свой короткий меч и с силой бросил его в Аттилу, который стоял, перегнувшись к нему через перила. Удар был направлен верно, прямо ему в лицо. Но стоявший рядом с ним князь Дценцил, заметив оружие в руках Дагхара, вскрикнул и закрыл повелителя своим телом. Меч пронзил ему горло. Замертво повалился она на землю и тут же испустил дух.
Шесть сильных рук тотчас ухватились за руку Дагхара. Он оглянулся: Визигаст лежал распростертый на земле, Хельхал наступил ему коленом на грудь. Люди его свиты, выбившись из сил, падали один за другим. На руки Ильдихо были надеты широкие золотые оковы. Увидя все это, он застонал.
— Погоди, мальчишка, — закричал Аттила, рукой стирая с лица брызги крови, — за эту кровь князя ты мне заплатишь особо. Старик будет только распят, а молодой — будет посажен на кол… позади моей спальни! И ты, прекрасная невеста, будешь слушать его вопли!..
Девушка молча взглянула ему прямо в лицо. Он вздрогнул всем телом и невольно закрыл глаза, холодная дрожь пробежала по его спине… Не зная, что сказать, он только махнул рукой… Пленников увели.
Книга VI
Глава I
Зала опустела. При повелителе остался только Хельхал. Вдруг двери распахнулись, и в залу ворвался Эллак.
— Эллак! — гневно воскликнул отец. — Как ты смел? Разве не запретил я тебе показываться мне на глаза? Разве я звал тебя?
— Нет, господин. Но…
— Чего ты здесь ищешь? Или кого ты здесь ищешь?
— Отца.
— Господина, хочешь ты сказать.
— Да, господина! Великого повелителя, справедливого судью!
— Ну да! Так я угадал, зачем ты явился! — Справедливого судью? Хорошо. Я заслужил, чтобы меня так называли. И покажу это. А ты берегись просить за изменников.
— Разве они уличены? Я слышал только какие-то неясные разговоры гуннов. Разве вина их доказана?
Аттила молчал. Он онемел от гнева. Желтое лицо его приняло багровый цвет.
Но Хельхал с досадой воскликнул:
— Ведь мальчишка, кажется, бросил меч в твоего отца. И только благодаря верности гунна он остался жив… А старик?.. Оба они с шайкой других изменников сговаривались произвести восстание и убить твоего отца. Но мы, твой отец и я, все подслушивали, спрятавшись в дупле дерева, на дунайском острове.
Эллак закрыл глаза.
— Если это так. Ну что ж! Суди обоих…
