Под знаком Льва

одна орава
убогих, строгих,
но недвуногих,
и выдающих,
и подающих,
и просто пьющих,
поющих в кущах…
Ворчат, воркуют,
урчат, ликуют,
ликерят, ромят
и смотрят косо
и безголосо
поют, истомят, бухтят, содомят...

И на обедне,
и на вечерне
хамят стихами
в господнем храме
(се между нами:
у нас про это
нет докумета),
нудят, москиты,
и те, что сыты,
и те, что босы,—
все безголосы.

Одиссея

А потом ватагой всею
ластоногие опять
пингвинью одиссею
решили продолжать.
Про то протоидея,
как в скважину — бадья,
внедрилась в них, довлея
потребе жития:
радеючи, рыдаючи,
хуля, хваля, пыля,
бредут они, по-заячьи
рисуя вензеля.
От полюса до пекла
идут в тартарары —
туда, где все вскипело
от адовой жары.
Грядут они: и Ворон,
и Сыч, и Козодой.
Тот в клюве тащит шкворень,
тот — со сковородой.

Пофилософим!

Нет уж, давайте лучше,
пингвины,
пофилософим.

Филосохлые философоны

Ныне мы филосуфы
стали настоящие:
ареопагичные[31]
пери-пате-тичные
(стало быть, гулящие
в роще с Аристотелем):-
мы сыплем силлогизмами,
цитатами и измами,
мы блещем латинизмами,
не спутав
падежи.
Мы сопорно-опийные,
транквилизаторийные,
снотворно-тошнотворные
ученые мужи.
Умеючи платонить,[32]
ликургить
и солонить,
и просто иезуитить,
зенонить и хрисиппить,
мы запросто устроим
схоластико-концерт,
а всяких там эразмов
да грацианов разных,
паскалей и декартов
оставим на десерт.
А что до августинов,
до неопла-плотинов[33]
и всяческих спиноз,
до прочих фом
аквинских,
до догм и форм