I Плывет вечерний звон издалека, и в сердце — хмель таинственной тревоги. Анестезирующая тоска — печаль пути с тоскою по дороге! Как тень крыла вечерние колокола, вечерний перезвон печали. Былая радость — ну и пусть тебя отменит эта грусть, которую не звали… Шуршит зловещее крыло, все ближе роковые крылья: то всхлипы меди приоткрыли безлунья черное стекло. Летит мохнатый нетопырь, топорща голоса безлунья. Кто вскрикнул — птица ли? Колдунья? Кто ухнул — филин ли? Упырь? На небе, как на дне реки, — серебряные светляки: светясь астральными сосцами, мерцают звезды бубенцами… Грузнеет влажный окоем, дымясь густеющим туманом, и солнце, сломанным крылом прижав к своим кровавым ранам густую вату облаков, за горный кряж уходит круто… Зато закат, взгляни, каков! Но слишком коротка минута, когда беззвучный фейерверк закатных красок расцветает. Мгновенье — и палитра тает. Еще лишь вздох — и свет померк. И ночь — как будто черный взмах над плачем дальней колокольни… Ушел закат тропой окольной, неся отчаянье в очах. II Вечерний звон издалека, а в сердце — хмель тревоги. Анестезирующая тоска по ускользающей дороге. И лишь одна не меркнет боль. Мне не уйти от этой муки. Я разлучен, любовь, с тобой. Любовь! С тобою я в разлуке… III Плывет вечерний звон издалека, и в сердце — хмель грядущего безмолвья… И бродят привиденья звуков — прозрачные цветы, призрачные стрекозы - иллюзорные всплески фантазий, тонкие стебли мелодий, которые вскоре поникнут под гирей глухой тишины, — роятся призраки иллюзий над трагическим морем мрака, в котором плывет утлый челнок — грешное мое тело. Черный час печали замуровывает меня в себе. Черное чрево печали, в котором захлебнулся, задохнулся слабенький голос моего духа! Шуршит зловещее крыло, все ближе роковые крылья: колокола! Вы приоткрыли безлунья черное стекло. Летит мохнатый нетопырь, топорща голоса безлунья…
