Под знаком Льва

(Где вы, твои белокурые струи?)
Фи! Атрофия всех философий!
Ливень. Но где вы, твои поцелуи?

Дождь барабанит, в сердце бушуя, —
зря оградили сердце мне стекла!
Я закурю. И стихи напишу я.
Рама продрогла. Сердце промокло.

Катится капля по крашеной раме.
Сердце не камень: каплет слезами.
Где моя песня? В солнечном скерцо.
Ливень разлуки — гимном разладу.
Ветрено скерцо. Взбалмошно сердце.
В песне ни складу нету, ни ладу.

Песенка ('Повымерли давно сирены…')

Повымерли давно сирены…
Или
они и вовсе, может быть, не жили?
Их голоса, звучащие из пены,
на музыку труверы положили.
Вы не были, сирены,
или были?

То ветер ли трепещет над песками?
Волна ли это плещется о камень?

Мерещится мне плач печали трубной…

Ах, трубадур, тебе ведь так нетрудно
заставить вещей силой сладкогласца
то в пение, то в пену окунаться
хоть дюжину сирен…
Или тринадцать.
Достаточно тринадцать?

Песенка ('Нырну, как в омут, в тишину...')

Нырну, как в омут, в тишину:
ведь вынырнуть из тишины —

как будто бы пойти ко дну,
пытаясь всплыть из глубины.
Скорей в убежище своем
все сокровенное замкну,

не сделав слово соловьем,
а превративши в тишину.
Неизреченное! Высок
твой воспаривший в небо вес,

ну, а весомость всех словес —
струящийся в часах песок.
Вернусь, ушедший в глубину,
поскольку и на самом дне
себя в безмолвие замкну,

чтобы воскреснуть в тишине.

Парадоксальный полуночник 1957

Рассказ морехода

Фрагменты