— Это ничего не значит. Она долго терпела, а потом взбунтовалась.
— Почему?
— Из-за Мейды. У таких дети часто бунтуют.
— Ты не любишь Мейду, верно?
Уилли Джейк пожал плечами:
— Теперь я неплохо к ней отношусь. А тогда она мне не слишком нравилась. И не мне одному. — Он быстро взглянул на Джона. — Только не говори этого репортеру с Род-Айленда, который приехал утром. Не люблю, когда чужаки суют нос в наши дела.
— Погоди, — сказал Джон. — На твоем месте я бы выяснил, кто мог сообщить журналистам про арест Лили.
Уилли Джейк вытащил изо рта зубочистку.
— Это Эмма. — Эмма, жена Уилли, часто отвечала на телефонные звонки. — Она сказала, что кто-то звонил из Конкорда, из законодательного собрания штата, просил справку для архива. Я позвонил в Конкорд. Они нам не звонили. Но кто-то звонил им и спрашивал о Лили Блейк. Наверняка это был репортер.
Наверняка это был Терри Салливан, подумал Джон.
Лили проспала до четырех часов дня. Она проснулась голодной, приготовила омлет и съела его на крыльце, глядя на озеро. Пускай она не совсем доверяла Джону Киплингу, но за принесенную провизию была ему признательна. Свежая пища вкуснее старых консервов.
Лили утолила голод, но не любопытство. Интересно, что имел в виду Джон, когда сказал, что для Терри у него найдется кое-что пострашнее ружья? И знает ли о ее приезде Мейда? Догадывается ли? Джон был прав: кто-нибудь все равно заметит признаки ее присутствия в доме Селии, это лишь вопрос времени. Пойдут слухи, и Мейда все узнает. Лили не хотелось, чтобы Мейда узнала об этом из чужих уст.
Боясь передумать, Лили побыстрее вернулась в дом, переоделась и села в машину. Уже стемнело. Сквозь ветви деревьев косо падал лунный свет. Когда Лили увидела каменную ограду «Садов Блейка», сердце у нее гулко забилось. Свернув на посыпанную гравием дорогу, она поехала вдоль приземистых яблоневых деревьев. Вскоре из темноты выплыли неясные очертания дома. На первом этаже горело несколько окон.
Лили остановила машину у крыльца, поднялась по каменным ступеням, отворила дверь и оказалась в вестибюле. Из библиотеки доносилась классическая музыка — верный знак того, что Мейда дома. Лили направилась направо, в гостиную. Там взгляд Лили упал на кабинетный рояль. В этой комнате она училась музыке. Сидя за этими клавишами слоновой кости, она впервые почувствовала себя сильной и уверенной. Здесь она поняла, что у нее есть голос.
— Я слышала шум машины, — раздался голос Мейды.
Лили посмотрела в дальний конец комнаты. В дверном проеме обозначился силуэт ее матери.
— Я знала, что ты приедешь, — продолжала Мейда.
Лили пыталась придумать, что бы ей такого сказать, но в голову приходило лишь то, что мать великолепно выглядит. В свои пятьдесят семь Мейда оставалась стройной и подтянутой.
— Ты хорошо выглядишь, мама.
Мейда хмыкнула и удалилась в библиотеку. Лили видела, как она села на письменный стол. Она отгородилась от Лили.
Лили захотелось уйти — в детстве это было единственным выходом из положения. Но тогда ей было куда уйти и чем заняться. Теперь у нее не было ни того ни другого.
Она медленно пересекла гостиную и встала в дверях библиотеки. Мейда сидела за столом, поглядывая на экран компьютера и шелестя бумагами.
— Счета, — обреченно пробормотала она. — Я стараюсь выкрутиться, заплатить немного здесь, немного там. Надеялась, что при хорошем урожае дела пойдут на лад, но старое оборудование подводит, Она с упреком посмотрела на Лили. — Твой отец оставил дела в полном беспорядке, мне приходится работать с утра до вечера. А тут еще эти звонки. Телефон звонит непрерывно, все спрашивают о тебе. Мне этого совсем не нужно.
Внезапно Лили охватил гнев.
— Мне хуже, чем тебе, — выпалила она.
— Что ж, — произнесла ее мать с сухим смешком, — не надо было играть с огнем. О чем ты думала, Лили? Ночные встречи с кардиналом, объятия, поцелуи.
— Но между нами ничего нет.
— Тогда зачем ты сказала, что любишь его?
— Отец Фрэн мой близкий друг. Так я и сказала тому журналисту. Он выдернул мои слова из контекста.
— Ты дала повод, а потом пустила все на самотек.
— Что я могла поделать? — удивленно возразила Лили. — Я отрицала все обвинения. Я потребовала опровержения. Я советовалась с адвокатом.
— И что? Что он предлагает?
— Я отказалась от его услуг. Он запросил триста тысяч.
Эта цифра заставила Мейду замолчать. Она снова уткнулась в бумаги.
Только Лили собралась сказать, что не возьмет у Мейды денег, даже если они у нее есть, как услышала за спиной шум. Обернувшись, она увидела старшую дочь Розы, десятилетнюю Ханну. Она была босиком, в просторной футболке, скрывавшей полноту.
— Привет, Ханна, — Лили радостно улыбнулась.
Ханна остановилась:
— Привет, тетя Лили.
Лили обняла ее.
— Что ты делаешь здесь так поздно?
— Она у меня ночует, — пояснила Мейда. — Почему ты не смотришь кино, Ханна?
— Оно скучное. Я услыхала голоса.
— Мы разговариваем с твоей тетей. Иди наверх.
Прежде чем уйти, Ханна бросила на Лили любопытный взгляд.
— И часто она здесь ночует? — спросила Лили.
— По субботам, когда Роза и Арт куда-нибудь уходят.
— А где Эмма и Рут? — вопрос относился к младшим сестрам Ханны, семи и шести лет.
— С приходящей няней. Ей проще, когда Ханна здесь. — Понизив голос, она спросила: — А почему газеты утверждают, что ты наняла этого адвоката?
— Это утверждает адвокат. Я отказалась от его услуг не только из-за денег. Он сказал, что судебный процесс займет годы и что в моей жизни станут копаться еще усерднее, чем сейчас.
— Разве есть другой выход?
— Все, что обо мне пишут, — ложь от начала до конца. Когда кардинал добьется опровержения, все это поймут.
— Ты, наверное, остановилась в мамином доме? — спросила Мейда, меняя тему.
Лили не стала говорить, что по закону этот дом принадлежит ей. Просто устало кивнула головой.
— Имей в виду, они заявятся и туда.
— А куда мне еще податься?
— Не знаю куда. Я знаю только одно: мне не хочется, чтобы здесь шныряли репортеры. Как ты меня подвела! Что тебе от меня нужно?
Тут Лили не выдержала.
— Поддержки! — крикнула она. — Сочувствия! Ты моя мать! Почему ты мне в этом отказываешь? Что я такого сделала?
Мейда ошеломленно смотрела на нее, но Лили не могла остановиться.
— Ты стеснялась, что я заикаюсь. Одна из твоих дочерей оказалась несовершенной. Но разве я хотела з-заикаться? Думаешь, мне это нравилось? Я совершила всего одну ошибку, одну-единственную, с
