Кольки с дружбанами, значит, они все же проникли в дом.
Уже жестоко кляня себя за то, что напился не вовремя, Роман Сергеевич постарался собраться, как-то воспрянуть и в состоянии воспрянутости начал снова обходить дом, внимательно разглядывая окна. На одном из подвальных две доски были пригнаны неплотно, и при внимательном осмотре Савельев понял, что их легко раздвинуть в стороны, что тут же и сделал.
Не без труда просунув свое уже начавшее тучнеть тело в не слишком широкий лаз, Роман оказался в довольно темном и грязном помещении. Вечернего света, струящегося из лаза, было маловато, чтобы разглядеть, куда двигаться дальше. Савельев привычным движением хотел достать из кармана брюк зажигалку, но вспомнил, что она сдохла еще сегодня днем, и он сунул во внутренний карман пиджака спички, которые попросил у вахтера Егорыча, выходя из фирмы на обед. Нащупав коробок, обрадовался. Зажигалка, конечно, в этих условиях была бы полезнее, но приходится довольствоваться тем, что есть. Роман извел несколько спичек, прежде чем одна наконец разгорелась и он смог заметить металлическую дверь, ведущую в соседнее помещение. Оно оказалось просторнее предыдущего, но гораздо темнее. На улице быстро сгущались сумерки, и все меньше света проникало в щели между досками, которыми были забиты окна. Роман наткнулся на колено какой-то трубы и, зацепившись за него ногой, упал плашмя на кучу пыльного заскорузлого тряпья. Тряпки смягчили удар, он не поранился, но здорово расчихался от поднявшейся пыльной взвеси.
Роман Сергеевич опять принялся чиркать спичками. Та, которая зажглась, осветила часть подвального помещения, заполненного трубами и кучами всяческого мусора. Савельев поблагодарил судьбу за то, что рухнул именно на кучу тряпок. Если бы довелось упасть чуть левее, он пропорол бы себе живот металлическим штырем непонятного назначения, лихо торчащим из земляного пола.
Роман пробирался по подвалу довольно медленно, потому что спички то и дело гасли и приходилось без конца останавливаться, чтобы их зажигать. Поскольку не было слышно ни звука, Савельев решил подать голос. Наверно, Заботин со своими молодцами уже со всем справился, раз в доме стоит полная тишина.
– Ко-о-олька!! – крикнул Роман Сергеевич. Ему казалось, что в этом длинном подвальном помещении после его крика должно бы раздаться долгое многократное эхо, но звук поглотил то ли земляной пол, то ли деревянные перекрытия. На всякий случай Савельев крикнул еще пару раз, никакого ответа так и не дождался и начал пробираться вперед, беспрестанно чиркая спичками.
Когда он наконец выбрался из подвала и поднялся по лестнице на первый этаж, то увидел, что дверь в одну из квартир распахнута. Из нее несло застоялым кислым духом запущенного жилья. Савельев остановился и на всякий случай спросил:
– Алле! Есть тут кто-нибудь? Войти можно?
Ответом была тишина. Скорее всего квартира пустовала. Конечно, правильнее всего было бы выйти из дома прямо из этого подъезда. Если уж Заботин со своими помощниками вызволил Майку и скрутил ее мучителей, то вряд ли переправлял всю эту команду снова через подвал и щель между досками. Наверняка они вышли цивильно – в дверь. Но в голову Романа Сергеевича, сильно накачанного любимым шотландским виски, эта мысль пришла много позже. А в тот момент он весьма нетвердым шагом прошелся по всем помещениям пустой квартиры, насквозь пропитанной бомжацкими миазмами, и, несколько раз передернув плечами от отвращения, даже подумал, что чистюле Майе было очень противно здесь находиться, – то есть пожалел ее некоторым образом. Потом, выйдя из квартиры, он опять спустился в подвал, чтобы покинуть дом точно так же, как в него попал. Никакие другие варианты в его сильно затуманенную алкоголем голову так и не пришли.
В самом большом подвальном помещении было уже очень темно и почему-то отвратительно пахло паленым. Сквозь щели между досками на окнах свет почти не попадал, но запах, видимо, просачивался хорошо. Роман Сергеевич решил, что во дворе горит помойный бак, и с большим удовольствием выругался. Вспомнив про торчащий из пола штырь, он опять достал из кармана спички и принялся их зажигать одну за другой, чтобы на него не напороться, но так его и не обнаружил. Зачем-то решил его поискать. Ноги по- прежнему держали плоховато, и он несколько раз заваливался то на гору какого-то сыпучего материала, то на кучу трухлявых досок, которые под ним рассыпались чуть ли не в пыль.
Прочихавшись, Савельев уже с тревогой втянул ноздрями ставший более отчетливым запах гари. Он шел вовсе не из окон, а из того помещения, откуда, по его понятиям, только и можно было вылезти на улицу. Именно поэтому, даже не подумав о том, чтобы вернуться и выйти из подъезда, Роман поспешил туда, где что-то горело. Он очень надеялся, что окно, через которое он влез в подвал и из которого намеревался выбраться наружу, еще не пострадало от огня. Несколько протрезвев от накатившего вдруг страха, он даже догадался, откуда взялся этот огонь. Это ведь он, Роман Сергеевич, чиркал спичками и бросал их на пол, не удосужившись проверить, погасли они или нет. Сильно ударившись бедром о колено одной из труб, он поспешил к металлической двери, которая, как ему казалось, ведет к спасению. Ее ручка была горячей. Роман потрогал створку – она тоже обжигала пальцы. Он сразу понял, что за дверью спасения не будет, но все же рванул ее на себя.
В лицо ударил жар горящего помещения. Полыхало все: деревянные стены, перекрытия, мусорные кучи. К окну подойти не было никакой возможности. Савельев закашлялся от едкого дыма, из глаз брызнули слезы. Он еще немного потоптался на пороге, задыхаясь и глупо теряя время в надежде увидеть в пламени брешь, сквозь которую можно проскочить. Когда на ногу с потолка упал кусок горящей пакли, Роман Сергеевич поспешно вылетел за дверь и, обжигая руки, плотно прижал ее к косяку.
Тут же он увидел, как языки огня, минуя металлическую створку, стремительно вползают по деревянному перекрытию в то помещение, в котором он находился. Савельев застыл, с ужасом глядя на пожирающее потолок пламя. Хмель почти окончательно выветрился из головы, когда он заметил, что огненные языки уже поднимаются с пола в разных местах подвала – видимо, там, куда падали непогашенные спички. Роман Сергеевич тяжко взвыл и бросился к ближайшему окну. Ощупав его, понял, что вылезти не удастся: оно больше походило на смотровую щель, сквозь которую никакими силами не пропихнуть его пухлый животик, даже если бы удалось проломить доски. Остальные окна были такими же узкими. Кроме того, до них уже не добраться. Огонь расползался по подвалу с такой скоростью, которой Савельев, никогда ранее не бывавший на пожаре, не мог бы даже предположить.
Он повернул к противоположной двери, кляня себя за то, что сразу не догадался выйти через подъезд. Приступок перед этой дверью пылал, выбрасывая в воздух черные клубы гари. Путь к спасению был отрезан. Роман Сергеевич, ловя ртом удушливый смрад, успел подумать о том, что, если спасется, больше никогда не будет пить виски. Потом поклялся, неизвестно кому, ибо в Бога никогда не верил, что закончит все шашни с посторонними женщинами, чтобы быть верным только жене Майе. После решил уйти из фирмы, где приходится заниматься сомнительной чистоты делишками, и пустить часть неправедно заработанных средств на благотворительность.
Потом в голову пришла счастливая мысль о том, что потеряно еще не все. Его непременно спасет из этого ада замечательный друг Колька Заботин. Он, конечно же, никогда ничего не узнает про Инессу, поскольку изменять мужу он, Роман, ей больше не позволит. Нельзя изменять такому хорошему человеку, как Николай. Сама же Инка ничего не расскажет. Главное – это правильно ее сориентировать. А не спасти Колька не может. Он же увидит, что машина Савельева пуста! Он же догадается, что Роман тоже полез в подвал, чтобы спасти свою жену! Заботин же знает, что он, Савельев, настоящий мужик, а потому бросить свою жену на произвол судьбы не может! А Николай не сможет бросить его! Надо только немного потерпеть. Скоро приедут пожарные, все зальют своей пеной, и он, Роман, выйдет из этой пены, как Афродита... Впрочем, что за чушь... Какая Афродита? Он же мужик! Мужчина! Он доказал это всем, когда полез в горящий подвал. Он выйдет из этого пожара возрожденной птицей Феникс, и все у него с этих пор будет хорошо и чисто. Надо только потерпеть...
Но терпеть уже не получалось. В подвале становилось очень жарко. И очень страшно. Дышать было нечем. Роман Сергеевич почувствовал, как уходит сознание. Он цеплялся за какие-то его клочки, ему казалось, что это каким-то образом поможет выжить. В мозгу всплывали образы то Майи, то сына Кирюхи, то Маруси, первой и, по сути, единственной законной жены. Маруся улыбнулась ему в последний раз и исчезла. Исчезло вообще все. Роман Савельев покачнулся и упал грудью на тот самый штырь, которого так хотел избежать. Никакой боли он не почувствовал, потому что уже не мог ничего чувствовать. Сверху на его тело обрушились прогоревшие балки потолка.
