поверить, что из неё такие свежие крепкие стрелы к солнышку тянутся.
Покраснел Женька, луковицу обратно в землю закопал и на Таню покосился. А она ничего, кажется, не заметила.
Они пололи так:
Алёна с Женей от начала грядки пошли — один слева, другой справа. А Таня с другого конца — одна во всю ширь грядки полола… Так и шли они друг другу навстречу. Алёна с Женькой, конечно, быстрее — ведь их двое! Но и Таня не медлила: хоп-хоп!.. Ловкая такая, прямо будто летит над грядкой!
Алёна, может, и ещё быстрее бы выполола, да с Женькой беда! Ей не хочется, чтобы Таня видела, какой он медлительный. Алёна ему и помогает.
Но вот и сошлись вместе. Таня совсем рядом выбрала мелкую траву и вдруг засмеялась и первая побежала к кадушке мыться. За ней Алёна. А последним, конечно, Женя. Таня отмылась, стала стряхивать воду с рук и, будто случайно, Женьку всего обрызгала.
— Ты… ты что? — обернулся он.
— Ой, бедненький! — засмеялась Таня. — Не очень мойся-то, купаться ведь идём.
— Я и так не очень…
— Конечно, а то будешь красивый — вороны унесут. Правда, Алёнка?
— Не знаю.
— А чего тут знать? — и отвернулась от Жени, спросила про другое: — Как мой голыш-то, Борька, ночью не кричал?
Тут Алёна и вспомнила, что забыла про Борьку и отдать его Тане забыла.
— Я принесу его сейчас, ладно?
— Потом, — отмахнулась Таня. — Твоя бабушка его, наверно, уже накормила. А моя-то Дашутка домой пришла. Ох она и хитрая!
— Почему хитрая? — спросила Алёна.
— А как же! Вот я сказала, что хочу её в лесу бросить, а она как услышала, поскорее камешков в карманы набрала и по дороге раскидала. Потом по камешкам обратный путь нашла.
Женя слушал, раскрыв рот.
— Про кого это?..
— Про дочку. Я её в лес завела, к волкам, а она вернулась. Ну, я и рада. Пускай, — ответила Таня и отбросила назад косу. — Пошли.
Они все трое побежали вдоль деревни и свернули к ручейку, перегороженному земляной плотиной. На той стороне ручья был луг, там часто пасли коров, вот им и устроили водопой. Там и земля вся была изрыта копытами. А с этой стороны берег был покруче, но внизу намыло песочку — приходи да купайся!
Алёна стянула платье, повесила на кустик — и в воду! А вода тёплая, пахнет тиной, ивами, молоком…
— Ой и хорошо, ребятки! — закричала она и захлопала руками по воде. — Идите скорей!..
А потом «поплыла» к берегу: вцепилась руками в илистое дно, а ногами брызгает.
Женя начал было раздеваться, но поглядел на Таню и не стал.
А Таня спустилась к ручью в своих сандаликах и носочках.
И чего это она нарядилась?
Спустилась, села на траву возле куста, ноги вытянула.
— Грязища тут, — говорит. — У вас в Марьине речка есть?
— Есть… — ответил Женя. — А что?
— А то, что скоро наши Цапельки к вам в Марьино переселять будут.
— Говорят… — кивнул Женя. — Не жалко уезжать?
— Мне всё равно. Здесь скучно.
— Ох у нас и речка хороша! — закричала из воды Алёна.
— Что ж ты плавать не научилась? — пожала плечами Таня.
— Она ещё маленькая… — отозвался Женя. — Научится.
— А ты почему, Женя, так медленно говоришь?
Алёна и ногами болтать забыла. Разве можно про это спрашивать?
Женя ничего не ответил, покраснел. Он подошёл к речке, стал ломать ивовую ветку.
— Не будешь купаться? — спросила Алёна.
— Нне…
— Ну и я не буду.
Она вылезла из бочажка, надела платье, отжала трусы. Ей почему-то стало не так весело, как было всё это утро. И вспомнила, что бабушке не сказалась, как пришла.
И эта девочка — Таня… «Не буду я с ней дружить», — опять подумала Алёна.
— Я побежала! — крикнула она, взбираясь на берег. — Ты пойдёшь, Женя?
— Пойду… — ответил он.
Как телёнок. Ну чисто телёнок! И ресницы белые.
Таня тоже встала, отряхнула нарядное платьице.
— Подождите меня. — И зашагала рядом.
Шли молча. Алёна спешила, морщила лоб. Женя, низко нагнув голову, пылил впереди себя ивовой веткой. А Таня что-то напевала, улыбалась. И когда подошли к дому, вдруг обняла Алёнку:
— Знаешь, Алёна, я спрошу маму. Если она позволит, я тебе Борьку-голыша насовсем отдам.
— Не надо мне, — ответила Алёна, вывернулась из-под Таниной руки и побежала к дому.
На крыльце стояла бабушка.
— Алёнушка! Внученька! Как давно ушла, а всё нет и нет…
Алёна обняла её. У бабушки были мягкие, тёплые и немного мокрые щёки. Вот стыдно-то Алёне!
— Бабушка, ну миленькая, ну бабушка… — залопотала она.
Бабушка улыбнулась:
— Ладно, идите в дом, пообедайте. Уж и щи простыли.
Ребята уселись на лавке.
— Бабушка, я бадейку дяди Пашину, Жениного отца, в лесу потеряла, — сказала вдруг Алёна.
— Как же ты?
— Да мы с Женькой в малинник зашли. Там и крыжовник растёт, и смородина…
— Я это место знаю, — кивнула бабушка.
— Там ходил кто-то, — проговорил Женя.
— Я завтра пойду возьму бадейку, — сказала Алёна. Ей стало тепло от щей, разморило после купанья. Да ещё бабушка ей нравилась. Хорошая у неё бабушка.
— Нет уж, теперь вместе пойдём, — отозвалась бабушка. — Теперь побоюсь так-то отпускать. Заблудились вы? Что долго-то?
— Мы, баушк, грядку у Тани пололи, а потом на плотину купаться бегали, — выпалила вдруг Алёна. Она не хотела говорить и промолчать, соврать не хотела. И теперь покраснела. Глаза ей защипало, и слёзы — кап-кап — в тарелку.
— Да что ты, глупенькая?
— Баушк, не говори Таниной бабушке, а? Не говори! Мы обещали.
— Полно, полно, не скажу. А обманывать-то и чужих негоже. Ну, поели? Идите гуляйте.
— Я к отцу… — сказал Женя. Он зашарил руками по лавке. — Ой, да я кепку вроде бы у Тани оставил…
— Ну иди бери, — ответила Алёна. — Я не пойду. Да заходи завтра!
— А то…
Алёна взяла с сундука свёрнутое вчетверо пёстрое одеяло, постелила на лавке, свернулась калачиком. Глаза сами закрылись, заходили перед ними деревья, кусты, гладкая жёлтая вода бочажка…
— Ты, баушк, посуду-то не мой. Вот я встану…
— Ладно, ладно, куда ж я без тебя, помощь ты моя неусыпная!..
