Деревня Цапельки, дом один

Алёна побежала вперёд, оглянулась и увидела: тут вчера малину брала, а тут полянка, та самая… А отсюда, из малинника, Женька выломился, перепуганный. Ну так и есть! Вот она, бадеечка, стоит под кустом. Обрадовалась Алёна. Заглянула в ведёрко, а там… Может, почудилось? Яблоки! До половины…

— Баушк! — позвала шёпотом.

Та не услышала. Алёна протёрла глаза, снова заглянула. Яблоки!

— Ой! — закричала она и бросилась бежать, не разбирая дороги. Набежала на кого-то, обрадовалась сперва. — Бабушка! — А потом глянула вниз — сапоги. Так и застыла.

Здоровенные сапоги, мокрые от росы. Брюки в полоску, старые. Синий пиджак. Подняла голову, а прямо над её головою — белая борода.

Глава VIII. Младший

Рванулась Алёна, а дед держит за руки, не отпускает:

— Не вертись, не вертись. Где бабушка?

— А вот я, — говорит бабушка. — Что ты мне девчонку напугал? Гляди — побелела вся.

— Это она меня напугала. Вылетела из малинника, как птица! — засмеялся дед. Засмеялся он не страшно, только зубов у него не было. А лицо широкое, глаза светлые, будто повыгорели.

— Давно ли ты птиц стал пугаться? — улыбнулась бабушка и протянула ему сухонькую руку. — Ну здравствуй. Когда прибыл-то?

— Три дни уже тут.

— Ох и шатун, ох и шатун ты! — покачала головой бабушка. — Нашёл чего?

— А то ж! Такие саженцы привезут — прямо охнешь да сядешь!

Вот оно что, они знали друг друга — бабушка и этот старик. И теперь говорили про своё.

— Так и бросишь Цапельки? — спрашивал дед.

— А как быть? Одна во всей деревне останусь?

— Зачем одна. Я-то что — не человек? Ведь сад здесь будет, понимаешь? Работы сколько! Зато и благодать какая!

Лес поредел и вдруг — вот диво-то! — вместо берёз за малинником стали видны яблони. А на них красные и белые яблоки. А на яблоках — солнце. Где солнце, а где тень. Яблоки плотно-плотно к ветке притиснуты, так и жмутся, прямо боками толкаются. И не блестят, затуманены, будто пала на них роса.

А дальше — вишенье. Как огонёчки красные, как фонарики на ветках понавешаны.

А трава под деревьями высокая, нескошенная, и в траве тоже будто фонарики. Это вишня да красные яблоки нападали.

А над садом — небо. И такая тишина… А пчёлы — вж-вж! — так и шныряют туда-сюда. Брюшки у них жёлтые, пушистые и лапки тяжёлые от пыльцы. Никогда, ну никогда не видала Алёна такого чудесного сада!

Но это ещё что! За яблонями виднелась крыша дома. Серая крыша из щепы, окошечко на чердаке. А вот и вся избушка из кустов выглянула — старая, приземистая, серая.

Алёна всё не могла понять, чем она на другие не похожа. В деревне ведь тоже бывают старые избы, осевшие. А эта чем-то не похожа. Она старее всех, вот что. Потом ещё заметила: возле деревенских домов всегда площадочка притоптана, а здесь — лесная поляна. Трава почти не смята, былинки прямо на крыльцо лезут и по завалинке в окно. Алёна даже нагнулась — поглядела, не на курьих ли ножках дом стоит.

— Входите, гости дорогие, — сказал дед.

Сени в доме оказались пустыми, ничем не захламлёнными. Комната одна. Широкая, в три окошка. По избе — запах яблок. Пол вымыт недавно. На нём трава разбросана — вместо половика. Лавка тоже выскобленная, чистая, а на столе хлеб да сахар в пачке, — такой отец из города привозил.

— Ждал, что ли, кого? — спросила бабушка, осматриваясь.

— А вас и ждал. Нашёл в лесу бадеечку, ну, думаю, значит, и гости будут. Сейчас самовар вздую.

Он ушёл в кухню, за переборочку. Слышно было, как он щиплет там лучину и жужжит себе под нос:

Раскрасавица белая птица
Сыры боры?, сыры боры? облетала,
Мой домочек во борочке увидала…

Алёна затаилась, прислушалась.

Ты лети-то-ка, белая птица,
Вей гнездо, вей гнездо в моём доме.

Старик замолчал. Алёна стала разглядывать комнату. Стены были бревенчатые, пустые, без фотографий. Таких ни у кого в деревне нет.

В простенке между окнами висело большое зеркало в деревянной раме. Алёна поглядела на себя и засмеялась: зеркало ей щёки раздуло, нос сплюснуло, а глаза в разные стороны развело. Она голову откачнула — и вот уже лицо стало длинное, как огурец, нос на нём тоже длинный, а глаза где-то на щеках!

— Дедушка! — позвала Алёна со смехом. Да и осеклась.

Увидела: из-за зеркала торчало длинное белое перо. Не куриное это. Да и кур у деда нет. Не куриное. Дикое какое-то, лесное. Она подошла на цыпочках к перу, протянула руку, но дотронуться не решилась.

Отвечает красавица птица:

— Я к тебе бы, к тебе поспешала,
В сы?ры боры?, в сы?ры боры?, в сы?ры бо?ры,
Только ждут меня малые детки.

— Баушк! — позвала Алёна шёпотом. — Слышишь, что он поёт?

— А что? — не поняла бабушка.

— Твою песню-то. «Сырыборы»…

— Ну что за диво…

— Чего вы там шепчетесь? — проговорил дед, ставя на стол самовар. — Давайте-ка чай пить.

Бабушка достала из корзины всё, что было, разложила на столе. А дед ещё яблок принёс — они у него в углу в берестяном коробе стояли. Вот и пахло-то от них по всей избе, как в саду.

— Ко времени приехал, — сказал он. — Аккурат яблоки падать начали.

Дед пил чай не спеша, из блюдечка. Алёна на него всё глядела, глядела, прямо глаз отвести не могла. Дед заметил это, поставил блюдце на стол, засмеялся:

— Что, глазастая, али признала? — и подал ей самое большое яблоко, с веточкой и двумя листочками.