Он вдруг почувствовал, что говорит совсем не то. Почему он не сказал «предлагать тебе»? Струсил. Гораздо легче, безопаснее было говорить в безличной форме, гипотетически.
— Я не знаю, Джон, — проговорила она. — Возможно, с другой женщиной это и должно быть как-то иначе…
— Может быть, — произнес он, хотя был уверен, что так оно и есть. То, что он чувствовал к Лауре, и то, что испытывал сейчас, были разные чувства. Сейчас все было совсем по-другому — острее и гораздо опаснее, потому что было задействовано больше людей. Он знал Лауру еще задолго до того, как понял, что влюблен в нее, и она полюбила его, зная о нем все, что только можно было о нем знать, — его прошлое, в общем, все. А Мэгги не знала, и нечестно было с его стороны скрывать это от нее.
«Так расскажи ей, идиот».
«А если я все расскажу, пока ее чувство ко мне — не более, чем увлечение, я рискую убить его в зародыше».
Ее голос прервал его тяжелые сомнения, заставив на время отключиться от них:
— Как ты познакомился с Лаурой?
Он уже открыл было рот для ответа, потом закашлялся и наконец заговорил:
— Ее родители были владельцами конюшни, в которой я работал. Кажется, я говорил, что вместе с работой мне была предложена и квартира. Но за исключением нескольких самых необходимых предметов мебели, это было абсолютно пустое помещение, и я не представлял себе, что с этим делать.
Он вдруг негромко рассмеялся.
— И тут появилась Лаура. Светловолосая и голубоглазая, она была похожа на сказочную принцессу. Ей было всего четырнадцать, и она пожалела меня. Она взвалила на себя заботы обо мне и о моей жизни и перетаскала кучу вещей с чердака своих родителей, чтобы устроить мне удобное жилье. Родители ее, посмеиваясь, говорили: «Лаура играет в домик».
Он снова улыбнулся. Этот рассказ был для него не таким тяжелым, как могло бы стать повествование о его более раннем прошлом. Он был безумно рад, что Мэгги не попросила его рассказать о своих родителях.
— Но Лаура все время говорила, что она вовсе не играет, — продолжил он. — Она строила для меня дом потому, что у меня его не было, а я… я позволял ей, потому что не хотел ее обидеть.
Он включил сигнал поворота и въехал на подъездную дорожку перед домом Мэгги. У дома уже стояла машина, и он понял, что это — нянина.
— Никому никогда не хотелось обидеть Лауру. Даже когда я делал вид, что она — докучливый, приставучий ребенок, не заслуживающий внимания меня — восемнадцатилетнего, я бы скорей убил себя, чем оскорбил ее чувства. Каждый, кто был с ней знаком, хотел сделать ее счастливой, потому что она излучала столько света! Все просто обожали ее.
Он оперся рукой о руль и повернулся к Мэгги.
— А потом она стала взрослой. Практически в одночасье. Но ничего не изменилось. Она была высокой, — он оценивающе взглянул на Мэгги, — почти такой же высокой, как ты, но… хрупкой. По крайней мере, она выглядела хрупкой, как будто не была создана для долгого пребывания в нашем мире. — Его голос сорвался. Мэгги взяла его ладонь в свою и сжала.
Некоторое время он смотрел на их руки, затем сплел свои пальцы с ее, снова откашлялся и продолжил:
— Мне пришлось ждать, пока она вырастет. Я женился на ней через десять лет после того, как познакомился с ней. Я был тогда в интернатуре. Мы прожили в браке всего несколько месяцев и тут узнали о ее болезни.
Он отвернулся и уставился в окно невидящим взглядом.
— Это был рак, и необходимо было удаление матки. Потрясение было ужасным и для нее, и для меня, ведь мы так мечтали о большой семье! Преодолев шок и получив заверения врачей, что вся опухоль удалена, мы подали заявление с просьбой об усыновлении, и через некоторое время у нас появилась Энди. Жизнь снова была прекрасна.
И тут рак возобновился. Необходимо было с самого начала удалить яичники, но она была так молода, и ее случай выглядел таким простым. Опухоль была очень маленькой, говорили врачи, абсолютно изолированной. Она никак не могла развиться, и тем не менее это случилось.
Мэгги стиснула зубы, слушая, как Джон продолжал:
— Они пробовали тамоксифин, но… — ощущение резкой боли мелькнуло на его лице. — По крайней мере, все кончилось быстро. Рецидив протекал три месяца, и она… ее не стало. Она умерла почти три года назад.
Ее сердце сжалось от горя, читавшегося на его лице.
— Мне очень жаль.
— Да, мне тоже. Я… — Джон умолк, и, когда он зажег в машине свет, он уже выглядел успокоенным.
— Зайди в дом, если тебе что-нибудь нужно, — предложила Мэгги. — Позвонить, например.
— Спасибо, у меня есть телефон в машине.
Только тут Мэгги заметила трубку, которую Джон как раз взял в этот момент.
— Хорошо, не буду задерживать. Спасибо за то, что отвез меня домой, Джон. — Она потянулась к дверной ручке. Прежде чем она успела вылезти из машины, он придвинулся к ней и, коснувшись ладонью затылка, заставил ее повернуться к нему.
— Мэгги… спасибо за дружбу.
— Пожалуйста. — Под влиянием импульса она наклонилась ближе к нему и поцеловала его. Это был легкий дружеский поцелуй, но, прежде чем она успела отстраниться, он издал хриплый звук, и с этого момента от нее уже ничего не зависело. Его губы медленно двигались по ее губам, упругим и теплым, а пальцы старались удержать ее голову.
Еще не поняв, что происходит, Мэгги уже добровольно подчинилась его натиску, и он притянул ее к своей груди. Она почувствовала себя необыкновенно хорошо. Все должно было быть именно так. Она нежно провела рукой по его щеке, и его поцелуи стали еще жарче и неистовее. Ее пальцы проникли в его волосы, и его ладони повторяли ее движения. Он пожирал ее губы своими, пытаясь вобрать ее всю; свободная его рука проникла под блузку и жадно ласкала грудь.
Она глухо застонала, ощущая, как тело перестает подчиняться ей, соски набухли до боли. Он передвинулся так, чтобы руль перестал ему мешать, затащил ее на себя и сжал бедрами. Оба они дышали часто и неровно и теперь смотрели друг другу в глаза.
— Мэгги… Мэгги, — повторял он. Джон обвил руками ее голову и на этот раз поцелуй его был таким глубоким, таким опустошающим, какого никогда не было в жизни Мэгги. У него не было ни начала, ни конца, только обоим было ясно, что он должен перерасти во что-то новое, еще более совершенное.
Мэгги двигалась, подчиняясь ему, вместе с ним, он взял ее за плечи, стараясь повернуть ее в более удобное положение, она приподнялась, и тут вдруг неожиданный громкий звук прорезал темноту вокруг и заставил их обоих застыть в оцепенении. Звук все не смолкал, он продолжался и тогда, когда они заморгали от неожиданного яркого света, который зажгла на крыльце Стефани, няня Джолин.
Мгновенно, с застывшим лицом, Джон усадил Мэгги на сиденье, отодвинув ее от себя, и тем самым убрал ее локоть с сигнальной кнопки. Во внезапно наступившей тишине он открыл было рот, потом закрыл его и затем снова открыл, уставившись на Стефани, которая продолжала смотреть на них. Казалось, прошла вечность, прежде чем она снова вернулась в дом, закрыла дверь и потушила свет.
Мэгги почувствовала, что ее разбирает смех. Она попыталась было сдержать его, но ее подбородок уже задергался, в горле что-то всхлипнуло, и она захохотала.
— Ох, Джон, если бы ты видел свое лицо! — задыхаясь, произнесла она. — Ты выглядел как… — Она закусила губу и зажала рот рукой, но это не помогло, она не могла удержаться. — Ты выглядел точно так же, как Джилгамеш, когда я как-то раз поймала его с одной из моих куриц в зубах. — Согнувшись пополам, Мэгги уже раскачивалась от новых приступов смеха.
Через мгновение она увидела, что Джон присоединился к ней, и его смех, вторивший, словно эхо, ее собственному, заставил ее хохотать еще сильнее. Она схватилась за живот, откинулась назад и продолжала смеяться, пока не выдохлась. Понадобилось некоторое время, чтобы Мэгги смогла успокоиться. Она
