Боже, как хороша она на вкус. Теплая и мягкая, сладкая, настоящая и изголодавшаяся. Было что-то сродни облегчению в этом поцелуе, как будто у него шесть лет зудела спина и кто-то, наконец, почесал ее. Неожиданный уют поцелуя испугал его, но он не отстранился.
Чувствуя себя смелым и бесстрашно жадным, он едва заметно переместил губы. Грейс ответила мягко и нежно, потянувшись к нему своим собственным ртом. Ласково втянув его губу, глубоко и возбуждающе гостеприимно. Все в нем напряглось и раскалилось, словно по телу пробежал разряд молнии.
Его рука, покоившаяся на ее ноге, медленно поползла выше, пока пальцы не коснулись внутреннего бедра. Плоть, которую он поглаживал, была щедрой, мягкой, теплой и непреодолимо соблазнительной. Хорошо знакомой, даже не смотря на то, что прошли годы, шесть долгих лет, с тех пор, как он касался Грейс таким образом. Она задрожала, но поцелуй не прервала.
Рей Мэдиган не был полным дураком. Он больше не любил Грейс, как он мог? Она оставила его, причинила такую сильную боль, как никто и никогда прежде. Отняла у него свет, безопасность и счастье и унесла их с собой. Нет, он не любил ее, но хотел. Да, черт возьми, он действительно ее хотел.
Если ответ ее рта что-либо значил, то она тоже хотела его. Она чуть сдвинула губы и вздохнула, словно нежно высасывая из него жизнь, будто хотела ощутить вкус глубже, но боялась. Она провела губами по его рту, мягко, неуверенно и почти невинно.
Он склонился над ней, вжимая ее спину в мягкие подушки дивана, и углубил поцелуй. Когда он просунул язык в ее рот, она всхлипнула и стала гладить его лицо и голову. Ласкала его щеки, теребила пальцами волосы и на один слишком краткий момент отдалась поцелую.
А потом откинула голову назад.
— Я не могу, — прошептала она. Непролитые слезы заставили ее темные глаза искриться, румянец на лице придавал ей вид девятнадцатилетней девушки.
— Почему нет?
Она покачала головой.
— Я не могу спать с тобой, Рэй. Не могу.
— Я определенно думаю не о сне, сладкая, — хрипло ответил он, придвигаясь поближе. Ее бедра слегка раздвинулись, должно быть, она чувствовала, как его возбужденный орган прижимается к внутренней части ее бедра. Он так легко мог взять ее, здесь и сейчас. Он нуждался в этом, да и она тоже.
— Ты знаешь, что я хотела сказать.
Ах, значит она серьезно.
— Что случилось? Ты вернулась к своему правилу десяти свиданий? — небрежно спросил он, как будто для него не имело никакого значения, закончат ли они то, что начали. Как будто не хотел спросить ее, здесь и сейчас, когда ни у одного из них не было никаких путей отступления, почему она его оставила.
Он никогда не понимал того способа, которым она ушла. Чертова записка на холодильнике, вроде списка покупок. Молоко. Яйца. До свидания.
Но он никогда не спросит. Вопросы звучали слишком похоже на мольбы, а он не станет унижаться перед Грейс. Ни сейчас, ни когда-либо. Он хотел ее так же сильно, как всегда, и прямо сейчас испытывал из-за этого боль, но Боже, он в ней не нуждался.
— Тебе не кажется, что правило десяти свиданий в нашем возрасте и при нашем совместном прошлым немного чрезмерно? — прошептал он, продолжая прижиматься к ней. Он чувствовал и вкушал каждый сделанный ею вздох, напряженность ее чарующего тела.
Он помнил, как Грейс объясняла ему это в первый раз, когда он попытался заняться с ней любовью. Все еще будучи девственницей, она решила, что не сможет узнать мужчину достаточно хорошо и начать спать с ним, пока он не сводит ее по крайней мере на десять свиданий. Никогда не отличаясь терпением, той ночью, на их третьем свидании, он попросил ее выйти за него замуж. Она сказала «да», и три дня спустя они поженились. Он был так уверен, что их чувства настоящие, глубокие и прочные, что Грейс его единственная и всегда будет с ним. Как он был молод и глуп…
— А если так, я должен начать сейчас? — он, шутя, улыбнулся. — Можно хотя бы засчитать свидания, на которые я водил тебя до свадьбы? И что на счет наших обедов? — Внезапно он понял, почему Грейс никогда не позволяла ему рассчитаться за нее. — Поэтому мы всегда платим раздельно? — поддразнил он.
— Будь серьезен, — ответила она, осторожно пытаясь оттолкнуть его.
Он не отстранился. Пока. Удерживал ее своим телом, нависая над ней так близко, что мог чувствовать ее сильный жар, стук сердца и мелкую дрожь в ногах. Пока он сжимал ее так, она будто была внутри него, будто он вдохнул ее, и она просочилась ему под кожу.
— Скажи мне, Грейси, когда у тебя в последний раз было десятое свидание?
Она скривила губы, верный признак того, что не собирается отвечать. Он медленно потерся об нее своим телом и поцеловал сбоку в шею. Когда он выпустит ее, то хочет быть чертовски уверен, что она уйдет с такой же мучительной жаждой, которая разрасталась внутри него. Он позволил своим губам задержаться подольше, вкушая ее и ощущая трепет, а потом освободил.
Она тут же приняла сидячее положение и отсела подальше.
— Полагаю, — почти монотонно произнесла она, — правило десяти свиданий кажется чрезмерным только тебе. — Она попыталась скрыть свое беспокойство, но не могла замаскировать слабую дрожь голоса. — Ты, наверное, хотел бы, чтобы доступные женщины просто появлялись у твоей двери голыми.
— Вместе с едой, — беспечно добавил он.
Она повернулась и пристально всмотрелась в него. Ее лицо пылало, губы повлажнели и слегка припухли от крепкого поцелуя, и, нравилось ей это или нет, желали большего. А сколько страдальческого недоверия таилось в ее манящих глазах. Чего она ожидала? Что он станцует и споет ей какую-нибудь романтическую песню, о том, что хочет только ее и никого больше? Он не отличался сдержанностью, не лгал и не давал обещаний, которые был не готов сдержать.
— Предпочтительнее с пиццей, — добавил он. — В конце концов, это славное сочетание горячего и холодного.
Его улыбка увяла, когда она отвернулась и вернулась к нарезанным овощам. Проклятье, он сожалел, что все еще не уехал в Мобил. Ничего хорошего из этого не выйдет, вообще ничего хорошего.
Если Грейс на самом деле думала, что они пройдут через это, не оказавшись в итоге в кровати, значит она еще более сумасшедшая, чем сделала его.
Глава 4
Фредди очень не хотел выходить на утреннюю пробежку и винил в этом женщину. Стояло раннее утро, столь же прохладное, каким обещал быть день, а он, тем не менее, уже обливался потом.
Он мельком поглядывал по сторонам, наблюдая за парковыми тропинками и присматриваясь к другим бегунам. Он мог бы поклясться, что женщина, заставшая его за работой, бегала этим маршрутом регулярно. Она должна жить где-то поблизости.
Его волосы теперь стали светлыми и очень короткими, он состриг их почти полностью. На случай, если придется встретиться со свидетельницей лицом к лицу, он надел коричневые контактные линзы. Дед всегда называл светлые серо-зеленые, доставшиеся ему от матери глаза, слишком характерными. Это было его единственное проклятие. Нанесенная опытной рукой косметика завершала преображение, скрывая небольшой синяк на челюсти.
На нем больше не было предпочитаемой им консервативной одежды. Для нынешнего задания он принял другой облик. Футболка с оторванными рукавами открывала крепкие бицепсы и татуировку с надписью «Марта». Велосипедные шорты были слишком тесными и слишком яркого красного оттенка. Издалека он напоминал панка, вблизи, вероятно, казался мужчиной в возрасте, переживавшим какой- нибудь кризис средних лет и пытавшимся выглядеть моложе. Поддерживая на должном уровне игру, и еще
