— Придурок. Это — свой.
И тут Миша увидел, как неживое тело становится живым и как мертвое дерево превращается в живое. Шестьдесят последняя портупея вдруг стала Замполиту велика. И полковничья звезда на погонах нарисовалась из-под щек. Потому что улыбку с физиономии сдуло.
Товарищ Замполит внезапно понял: кажется, он совсем недавно сильно подставил и далеко послал человека, который имеет отношение к органам военной контрразведки. И это был только последний раз, ведь подставлял и посылал — неоднократно! Тут-то все ему и вспомнилось.
Наверное, и у Миши на лице было в тот момент трудноописуемое выражение: поддержка-то пришла, откуда он никак не ждал.
Петр Иваныч, шуганув Замполита, снова погрустнел. Миша вслед за ним прошел в «запретку» и там, самую малость поплутав по коридорам, оказался в отдельном кубрике с кондиционером.
В кубрике сидел давешний полковник. Перед ним на двух сдвинутых табуретах — помидоры «бычье сердце», порубленные щедрой армейской рукой и посыпанные крупной солью, зелень в ассортименте, местные огурчики, виноград…
— Пьешь?.. — спросил полковник вместо приветствия.
— А кто у нас не пьет?
— Иди тогда на кухню, там в холодильнике внизу… Три объема доставай.
Миша послушно отправился на кухню, открыл холодильник и увидел три литровые бутылки водки.
— Мужики! — крикнул он. — Что, все три?!
— Ну да, тебе же сказали три, вот три и доставай.
— А это… А-а…
— Давай-давай-давай. Там морду подними, сверху на шкафу ящик видишь?
На шкафу стоял картонный водочный ящик.
— Вижу.
— Снимай!
Миша понял, что ящик должен быть тяжелым. Взялся за него осторожно — оп! — а он легкий.
Ящик оказался набит астраханской сушеной рыбой.
— Ну, за знакомство.
— Стоп-стоп-стоп, — попросил Миша. — За знакомство — это хорошо. Только вас, товарищ подполковник, я хотя бы по прозвищу могу представить. Товарищ полковник — а вы?..
— Ты!
— А ты?
— Вася.
— Вася… Вася, а ты кто?
— Хм… А я — начальник Особого отдела Владикавказского гарнизона.
Тут Миша узнал, как это бывает, когда у тебя «в зобу дыханье сперло».
— Вася, — произнес он сипло, потому что голос внезапно сел. — Если ты на такой должности, то должен быть минимум генерал-майором.
— А тебя волнует, какой на мне погон? Пей давай!
— Не волнует, — согласился Миша.
И немедленно выпил.
Пили не из стандартных граненых стаканов, а из винных. На Кавказе Миша эти штуки видел часто, а в Москве их практически нет. Стакан без граней, примерно граммов на сто пятьдесят. Наливают обычно на две трети, получается где-то по соточке.
— Ребята, — сказал Миша, жуя огурец. — Я готов с вами сидеть сколько надо, имейте только в виду одну вещь. Мне в шестнадцать… Отставить, в семнадцать… У меня стрелка около президентского дворца. Встреча с человеком, срывать ее очень не хочу.
— Да не вопрос. Будешь на своей стрелке. Ну, за знакомство!
— Опять?!
И тут эти двое начали Мишу планомерно спаивать.
Они хлестали водку стаканами и при этом с двух сторон заваливали Мишу вопросами. Обращались предельно корректно: мужик, мы все понимаем, мы по Москве справки навели, мы догадываемся… Кстати, ты вот оттуда — кого знаешь?.. У-у… А вот с таким не встречался?.. А с таким?.. А с таким не встречался?.. Нет? А, ну и правильно, это мы что-то перепутали…
Я ведь для них непонятно кто — успел подумать Миша, пока еще думать мог. Я не знаю, какие справки они навели в Москве. Можно, конечно, представить, сколько они накопали за двое суток, сидя в Цхинвале и имея на меня только ФИО и адрес с пропиской…
При этом заметно, как они рады, что я — человек. Со мной можно нормально поговорить, насколько это возможно. Меня не обязательно бить и орать в ухо: «Мудила!!!» Со мной получится душевный такой интеллигентный допрос, как положено, — перекрестный, с возвратным предыдущим ответом… Вот по- человечески, за жизнь.
К половине первого Вася и Петр Иваныч укатали Мишу просто в зюзю. При этом успели основательно потрындеть обо всем, что наболело. Обсудили и осудили Москву, обругали того и этого гондона… Ну и Миша детально рассказал, как и что он делал в Цхинвале, как снимается нынче документальное кино. Ему врать было нечего. И нечего скрывать — тем более они сами докопаются.
В какой-то момент ему очень понравилась реплика Васи:
— Сволочь такая, ты в Москву-то позвонил!
— Конечно позвонил! Я чего, больной, что ли?!
— Правильный ответ, это хорошо, что ты позвонил.
— Стараемся…
— Ладно, дальше поехали…
Часа в три Миша, на секунду вынырнув из алкогольного тумана, сфокусировал взгляд на часах, долго их рассматривал и слабым голосом проблеял: мужики, мне же к пяти на стрелку, мне перед этим отдохнуть надо бы…
— О! Отдохнуть! Щас!
Петр Иваныч куда-то позвонил, и в дверях появился смутно знакомый длинный силуэт. Это был водитель особистов, Миша его запомнил еще с приключений у ворот: худой, но высокий и широкоплечий. Водитель одной рукой легко поднял Мишу с табуретки, за что тот был очень благодарен, поскольку сам ногами перебирать мог, но лучше, чтобы помогали… Его погрузили в служебную машину, уже не «уазик», какую именно — Миша разглядеть был не в состоянии. Вася с Петром Иванычем сели назад, взяв с собой «объем», чтобы не скучать там, и спросили:
— А тебе, собственно, куда?..
— Упрзд… Прзденсково… дворца…
Президентский дворец Цхинвала — бывший крайком партии. Классический «сухарик» в девять или двенадцать этажей, Миша так и не удосужился сосчитать. Перед дворцом — площадь: ну, Белый дом, он везде Белый дом.
У главной лестницы — палисадничек на десяток елок. Там стоял памятник без головы — говорят, нарочно грузины отстрелили, — и около него две лавочки одна напротив другой.
Машина затормозила на площади, Мишу из нее вынули и бережно усадили на лавочку.
— У тебя встреча здесь?
— Угу…
— Сиди, отдыхай!
— Поэл…
Жарко, но тут — тенечек. Два часа, чтобы прийти в себя. Миша вырубился мгновенно. Очнулся, когда кто-то потряс его за плечо. С трудом разлепил один глаз и посмотрел сначала на часы — вроде бы прошло часа полтора. Поднял глаз повыше и увидел: перед ним стоит боец из Госохраны Южной Осетии, очень недовольный. Ну действительно — непорядок. Президентский дворец вообще-то, а перед ним русское тело
