же садится за стол писать новую главу своей новой жизни. Он объясняет, что его комната слишком велика, что каждый день он ест рыбу и каждую ночь спит среди морских звезд, что он учится у Маэло испанскому языку и исследует окрестности на старом, отремонтированном ССМ.
Ноа заканчивает письмо приглашением навестить его при первой же возможности и улыбается, представляя, как старый трейлер бросает якорь около рынка Жан-Талон. Картинка получается нелепая и невероятная.
Прежде чем заклеить конверт, Ноа в последний раз перечитывает свое письмо. Его почерк так же неразборчив, как почерк Ионы, но с этим ничего не поделаешь. Ноа хмурится, пишет свое имя и расстилает на кухонном столе дорожные карты. Проблема все та же: за последние пять недель мать вполне могла проехать тысячи километров, повернуть назад, остановиться в дюжине городков. Если и на этот раз не удастся правильно определить место ее нахождения, вероятность найти ее снова приблизится к нулю.
Ноа решает применить новый метод. Закрыв глаза, он тычет наугад в карту Манитобы. Указательный палец утыкается в деревушку под названием Нотр-Дам-де-Лурдес. Ноа пишет на конверте адрес, размышляя, что в названии этого места хотя бы звучит надежда на чудо.
Маленькая Италия спит. Кучка бодрствующих марокканцев трудится в ларьках рынка Жан-Талон. Ноа идет по пустынным улицам, пока не обнаруживает почтовый ящик около парка Данте. Почтовый ящик почти пуст, и конверт падает на дно с легким металлическим стуком. Ноа закрывает крышку аккуратно, стараясь не потревожить сверхъестественную тишину.
Он смотрит, как над бульваром Сен-Лоран синеет небо. Следует хоть немного поспать. Через несколько часов его ждет новая опасность: AR-10342, курс, называемый «Методология археологических исследований».
1990
Уильям Кидд
«КРИЗИС ОКА», ДЕНЬ 37.
По приказу Робера Бурассы армия разобрала баррикады в Канесатаке. Сосновый лесок наводнен солдатами и журналистами, а небольшая группа могавков, отступившая к центру реабилитации алкоголиков и наркоманов резервации, ожидает дальнейшего развития событий. Ситуация непонятная. Международные наблюдатели опасаются гватемальского сценария.
Джойс рассеянно слушает репортажи. Склонившись над внутренностями компьютера, она соединяет проводки с маниакальной точностью нейрохирурга. На помятом корпусе агрегата она пишет фломастером имя: «Уильям Кидд (№ 43)».
Охота за компьютером была нелегкой. В течение нескольких недель бессонными ночами Джойс прочесывала деловой район. Она разведала сотни контейнеров, разорвала тысячи мешков, нанюхалась вони на всю оставшуюся жизнь. Она растянула лодыжку, разбила голову, расцарапала локти. Несколько раз ее чуть не ловили охранники. Она убегала, карабкалась, ползла. На рассвете, измученная и хромающая, она тащила драгоценные туши из одного конца города в другой.
Теперь ее крохотная квартирка похожа на базар. Повсюду громоздятся разломанные компьютеры, заляпанные грязными пальцами мониторы, клавиатуры с недостающими клавишами, модемы, принтеры, жесткие диски, дискеты, фрагменты плат — и все это венчают спутанные электрические провода и колонии мышей. Все это такое устарелое, такое грязное, что Джойс часто чувствует себя археологом.
Вооружившись различными инструкциями и отверткой, она препарирует трупы, спасает лучшие органы и собирает их в один компьютер. Не имея аппаратуры для тестирования отдельных деталей, она вынуждена действовать методом проб и ошибок, а ошибок так
Любой другой давно сдался бы, но только не Джойс. Каждый раз, когда хочется выбросить белый флаг, она смотрит на прикнопленную к стене газетную заметку о Лесли Линн Дусет, маленькую проповедь в несколько строк. Джойс повторяет себе, что не должна сомневаться, что не имеет права сомневаться. Вера — хрупкая штука. Стоит только начать задаваться безобидными вопросами, как вскоре теряешь контроль и подвергаешь сомнению всё: лишения, бессонные ночи, легендарных предков, воспоминания, надежду, смысл существования.
Лучше сосредоточиться и работать, не задавая вопросов, ночь за ночью, печатная плата за печатной платой.
По радио закончили передавать новости. «11.07, — объявил диктор, — и вы слушаете Си-би-си!» Джойс выключает радио и с волнением включает Уильяма Кидда, сорок третья попытка оживления. Каждый раз Джойс не знает, чего ожидать. Вчера, например, Рыжая борода (№ 42) взорвался из-за короткого замыкания, чуть не устроив пожар в квартире. Несколько недель назад Эдуард Тич (№ 37) расплавился до компактного куска пластмассы. Что касается Сэмюэла Беллами, Фрэнсиса Дрейка, Франсуа Л’Оллонэ и Бенджамина Хорниголда — попытки № 03, 09, 13 и 24 соответственно, — то они более прозаично сожгли все свои предохранители.
Джойс скрещивает пальцы, произносит краткую молитву в память Мэри Шелли и щелкает выключателем. Через несколько секунд цепи оживают.
Склонившись над внутренностями компьютера, Джойс внимательно прислушивается. Вентилятор источника питания мурлычет, как сытый кот. БИОС своевременно начинает работать, оперативная память невредима.
Все идет слишком гладко. Джойс пятится, готовая к худшему.
Как ни странно, ничего плохого не происходит.
Ни взрыва, ни шипения, ни вспышек. Только ровный гул вентилятора. Джойс недоверчиво следит за мигающим на экране курсором.
Уильям Кидд терпеливо ждет инструкций.
Томас Сен-Лоран
НОА ТОЛЬКО ЧТО ЗАКОНЧИЛ третий археологический семестр, и ему все труднее поддерживать в себе жажду знаний. На самом деле он успел убедиться в том, что покинул Саскачеван и проехал тысячи километров ради одной из скучнейших наук в мире.
Он всячески демонстрировал, что считает лекции интересными, но, честно говоря, методы раскопок оставляли его равнодушным, на аналитической археологии он засыпал, проблемы терминологии казались ему крайне утомительными, а курс профессора Скотта «Предыстория аборигенных народов» его просто травмировал.
Эдмонд Скотт явился прямиком из XIX века. Злопыхатели даже уверяли, что он лично знал великого индейского вождя Сидящего Быка. С 1969 года в почти пустой аудитории Скотт упорно читал один и тот же курс, иллюстрируя лекцию панорамой алгонкинов, сиу и нутка, как будто обсуждал коллекцию дохлых рыб, плавающих в банках со спиртом.
Этот сухой, равнодушный подход к науке потряс Ноа.
Впервые за долгое время он подумал о старых морщинистых индейцах чипевайан, обитавших в
