В поисках утраченного

торгующем глобусами.

На самом деле S. W. Gam Inc. — бизнес, посвященный исключительно приобретению, представлению и розничной продаже книг, прежде имевших владельцев. Другими словами, букинистический магазин. Мадам Дюбо, моя уважаемая нанимательница, взяла меня на работу на закате четырнадцатого года моей жизни. В то время я зарабатывал жалкие два доллара пятьдесят центов в час, кои милостиво принимал, поскольку мог свыше обозревать все те книги с единственной обязанностью читать их.

Я работаю здесь уже четыре года, период, кажущийся мне гораздо более длинным, чем на самом деле. За это время я бросил школу, моя мать умерла, а немногие друзья моего детства скрылись из вида. Один сорвался в Центральную Америку за рулем старого «крайслера» и пропал. Второй изучает морскую биологию в Норвежском университете и не подает о себе вестей. Другие просто исчезли в водовороте событий.

Что касается меня, я так и не сдвинулся из-за прилавка книжного магазина, зато научился наслаждаться феерическим видом бульвара Сен-Лоран.

Моя работа — скорее призвание, чем обычная карьера. Молчание способствует медитации, зарплата сообразна обету бедности, а мои рабочие инструменты не противоречат принципу монашеского минимализма. Никакого современного электронного кассового аппарата; все вычисления производятся вручную — старомодное сложение в столбик на любом подвернувшемся под руку клочке бумаги. И никакого компьютеризированного каталога; компьютер — я сам, и, выслушав вопрос, я должен вспомнить последнее место, где видел, например, перевод на эсперанто «Бродяг дхармы». (Ответ: за трубами раковины в уборной.)

Моя работа не так проста, как может показаться; книжный магазин S. W. Gam — одно из тех мест вселенной, где люди давным-давно потеряли контроль над ситуацией. На каждой полке книги стоят в три ряда, а пол заставлен дюжинами картонных коробок, и лишь узенькие тропинки между ними позволяют покупателям передвигаться по магазину. В ход идет каждая щелочка: под кофейником, между шкафами и стенами, в смывном бачке, под лестницей, даже в пыльной тесноте чердака. Наша классификационная система изобилует микроклиматическими зонами, невидимыми границами, пластами, свалками, отвратительными безднами, широкими равнинами без явных ориентиров — сложная картография, зависящая исключительно от визуальной памяти, без коей в этой профессии долго не протянешь.

Однако для работы здесь требуется больше, нежели пара зорких глаз и несколько унций памяти. Жизненно важно развить особое восприятие времени. Дело в том — как бы получше сформулировать? — что различные воплощения нашего книжного магазина сосуществуют одновременно во множестве разрозненных времен, разделенных тончайшими интервалами.

Несомненно, подобное утверждение требует некоторых разъяснений.

Каждая попадающая сюда книга может встретиться со своим следующим читателем в любой момент истории магазина, как будущей, так и прошлой. Разбирая новое поступление книг, мадам Дюбо постоянно консультируется с собственной версией энциклопедии «Британника» — примерно тремя десятками тетрадей, где она регистрирует все особые заявки клиентов с февраля 1971 года, — проверяя, а вдруг лет десять тому назад кто-то искал одну из вновь поступивших книг.

Время от времени она с торжествующей улыбкой хватает телефонную трубку:

— Мистер Трембле? Говорит Андре Дюбо из книжного магазина S. W. Gam. У меня хорошие новости. Мы только что получили «Историю охоты на китов в Фэрбенксе в XVIII веке».

На другом конце провода мистер Трембле с трудом подавляет трепет, ведь его неожиданно перебросили к первозданным айсбергам, преследовавшим его в удушающие ночи 1987 года.

— Бегу-бегу, — возбужденно бормочет он, словно получил напоминание о крайне важной встрече.

Мадам Дюбо вычеркивает заявку и закрывает «Британнику». Миссия выполнена.

Я не могу без легкой дрожи перелистывать те толстые тетради. Ни одно другое занятие не позволяет так аккуратно измерять временные промежутки — некоторые из клиентов, вписанных в те страницы, давно ушли в мир иной. Одним эти книги совсем уже без надобности; другие переехали в Азию, не оставив нового адреса, а многие никогда не найдут вожделенную книгу.

Интересно, не лежит ли где-нибудь «Британника» наших желаний, всеобъемлющее хранилище малейшей мечты, скромнейшего желания, где ничто не потеряется и не сотворится, а бесконечное превращение всех вещей происходит в обоих направлениях — нечто вроде лифта, связывающего разные этажи нашего существования?

Короче говоря, наш книжный магазин — вселенная, полностью созданная из книг и управляемая книгами, и мне кажется совершенно естественным раствориться в ней целиком, посвятить свою жизнь тысячам жизней, надлежащим образом сложенным на сотнях полок.

Иногда меня обвиняют в отсутствии честолюбия. Но может быть, я просто хвораю из-за незначительной магнитной аномалии?

Ну вот, мы почти добрались до конца пролога.

Мне понадобилось две недели, чтобы наполнить те тридцать мешков, которые мусорщики закинули в свой мусоровоз сегодня утром. Тысяча восемьсот литров суперпластика — тридцать лет жизни. Я оставил только необходимый минимум: несколько коробок сувениров, кое-какую мебель, свои личные вещи. Одноэтажный дом выставлен на продажу, и пара покупателей уже проявила интерес. На оформление сделки уйдет неделя.

К тому времени я уже буду в другом месте, в своей новой квартире в Маленькой Италии, как раз напротив памятника старине Данте Алигьери.

Мусорщики закончили работу и утирают пот со лбов, ничего не зная об истории, в коей только что приняли участие. Я смотрю, как мусоровоз легко пережевывает мешки и заглатывает все, что осталось от моей матери.

Конец эпохи; я на девственной территории без указательных столбов. Нервно оглядываюсь вокруг. Компас Никольского лежит на полу рядом со спальным мешком, неизменно указывая на 34 градуса западнее севера. Я надеваю на шею вишневую ленточку.

Мусоровоз уезжает. На его место подъезжает грузовик для перевозки мебели.

Дедушка

НОА ВЗДРАГИВАЕТ И ПРОСЫПАЕТСЯ.

В трейлере тишина. Не слышно ни шуршания шин по дороге, ни урчания двигателя. На нижней койке в спальном мешке тихо дышит Сара. Ноа перекатывается на бок, надеясь снова заснуть, но никак не может найти удобного положения. Эта узкая полка казалась такой просторной, когда ему было пять лет, а теперь ни одна ночь не обходится без новой шишки на голове или ушибленного локтя.

Ноа тихонько вертится, пытаясь найти удобное положение, но через несколько минут обнаруживает, что сна ни в одном глазу. Вздыхая, он решает встать, бесшумно слезает по лестнице, натягивает футболку и джинсы.

Два индейца чипевайан сидят за кухонным столом. Заплетенные в косы длинные седые волосы, морщинистые ладони. Ноа не знает их имен. Один — его прапрадедушка. Что касается второго… Ноа понятия не имеет, кто он. О них известно очень мало, только то, что они жили и умерли в северной Манитобе в конце XIX века.

Ноа молча приветствует их и выходит.

Трейлер стоит на якоре посреди сорока миллионов гектаров[1] ржи, окутанных легким туманом, пронзенным тут и там редкими столбами электропередачи. Солнце еще не поднялось над горизонтом, в воздухе пахнет мокрым сеном. Издалека доносится громыхание трактора.

Ноа идет босиком к краю поля. По дну ирригационной канавы бежит тонкая струйка воды. Резкий