князь Иван.
— Как не может? Ты отнял у меня мою невесту. Лучше бы, князь, ты отнял у меня жизнь.
— Ни слова, Храпунов! Ни слова! С того раза, как твоя невеста была с тобою, я больше не видал её и теперь возвращаю тебе.
— А где она? Куда ты, князь, припрятал Марусю?
— Мои кони свезут тебя к ней. Только прежде чем ехать к Марусе, ступай во дворец к государю.
— К государю, ты говоришь? — удивился Лёвушка Храпунов.
— Да, да, скорее! Но если государь станет спрашивать, за что я приказал посадить тебя на гауптвахту, не говори ему причины… Скажи только, что мы повздорили. Не скажешь, для тебя же будет лучше!
Лёвушка ни слова не возразил на это: он был готов на всё, лишь бы поскорее увидать свою милую.
Через несколько минут он и князь Иван вместе вышли с гауптвахты. Солдаты выстроились и отдали воинские почести царскому любимцу.
— Ты хочешь жениться на Марусе? — после некоторого молчания спросил Долгоруков у Храпунова.
— Да, князь, я решил.
— Мой отец и я дадим за Марусей хорошее приданое.
— Князь, что это значит? Или ты опять хочешь оскорбить меня? Ни я, ни Маруся не нуждаемся в подачке, — горячо проговорил Лёвушка.
— Это — не подачка, а должное, — тихо промолвил князь Иван.
— Как должное? Я не понимаю.
— Послушай; Храпунов, мы издавна считались приятелями, близкими, любезными, и я по-прежнему хочу остаться таким. Вражды между нами не должно быть; что было, то прошло, и в знак того дозволь мне обнять тебя по-братски! — и, сказав это, князь Иван крепко обнял и поцеловал Храпунова, после чего продолжал: — Лёвушка, когда я про приданое заговорил, ты упрекнул меня, сказав, что подачки не желаешь, а я повторяю, что это — не подачка, а должное… Отец и я, оба мы должны дать приданое за Марусей, понимаешь? Должны!
— А я, князь, опять спрашиваю, почему должны?
— Да потому, что… Маруся нам не чужая.
— Как ты сказал, князь? — с удивлением воскликнул Лёвушка.
— Я говорю, что Маруся нам родная, и потому мы обязаны выдать ей приданое.
— Странные слова ты говоришь, князь, странные! Как может быть цыганкина внучка родственницей вам?
— Ты всё узнаешь, всё, только не теперь… Прошу, Лёвушка, не говори Марусе ни слова об этом.
— Эта таинственность, князь, удивляет меня.
— Потерпи, приятель!.. Говорю, всё узнаешь.
— Хорошо, князь, я верю тебе.
У дворца Храпунова дожидалась лихая тройка, запряжённая в расписные сани.
— Кони свезут тебя, куда надо, — сказал князь Иван, показывая на тройку.
Прежде чем ехать за своей возлюбленной, Лёвушка зашёл во дворец, попросил доложить о себе государю и был тотчас же принят. Пётр засыпал его вопросами, однако Лёвушка скрыл причину своей ссоры с князем Иваном и сказал только, что они лично повздорили, оба не в меру погорячившись, причём князь Иван рассердился и приказал его арестовать.
— Надеюсь, что ничего подобного больше не случится и ты будешь по-прежнему приятелем князю Ивану. Никаких ссор я не терплю! — строгим голосом проговорил император-отрок, отпуская Храпунова.
XIV
Со страстным нетерпением нёсся Храпунов к своей возлюбленной на тройке лихих коней. Ею управлял молодой ямщик, а рядом с ним сидел лакей князя Ивана, Игнат, которому было приказано доставить Храпунова в лесные княжеские хоромы. Не раз спрашивал Лёвушка о том, скоро ли они приедут, и наконец услышал от Игната:
— Скоро, скоро, барин!.. Вот, видите, вдали лес виднеется? В нём-то и находятся княжеские хоромы.
— Да ведь до этого леса, пожалуй, добрых пять вёрст будет.
— Где, и трёх не будет… Ну, ты, чего спишь? Приударь коней-то! — крикнул Игнат ямщику.
Тот натянул вожжи, гикнул, и кони понеслись так, что у путников даже дух захватывало, в глазах мутилось. Вот они врезались в вековой сосновый лес, и между деревьями показалась крыша лесных хором.
Ямщик с большой проезжей дорога свернул на узкую, ведущую прямо к хоромам, и у ворот круто осадил коней.
— Здесь? — отрывисто спросил у Игната Храпунов, выпрыгивая из саней.
— Здесь, пожалуйте. Вот и сам дядя Гаврила, — проговорил Игнат.
В самом деле, навстречу приехавшим поспешно вышел к воротам лесничий Гаврила Струков.
— Кто это? — спросил Лёвушка, показывая на Струкова.
— А это будет здешний лесничий.
— Так у него Маруся?
— Так точно, господин, пожалуйте в хоромы. Что же ты, дядя Гаврила, стоишь, как пень? Веди в хоромы господина офицера.
Но лесничий Струков не тронулся с места; он был мрачен и чем-то сильно встревожен.
— Гаврила, да что же ты?.. Что с тобою подеялось?.. Наш господин, князь Иван Алексеевич, приказал тебе, не мешкая, с господином офицером отпустить гостью…
— Её нет, — мрачно промолвил Струков.
— Как, Маруси здесь нет, нет? — меняясь в лице, воскликнул Лёвушка.
— Нет… ушла она тайком, и моя Анютка с нею убежала, — понурив голову, тихо ответил Гаврила.
— Ушла… тайком?.. Быть не может! Куда же уйти, куда? Что же ты молчишь, старик? Говори! — не спросил, а простонал бедняга Лёвушка.
— Куда она ушла — я не знаю, не ведаю.
— Нет, ты врёшь, старик!.. Ты знаешь, где моя Маруся… Тут какой-нибудь обман! Верно, ты, выполняя приказ князя Ивана, припрятал куда-нибудь Марусю?
— Куда мне её припрятать? Да и зачем? Князь Иван Алексеевич мне на то приказа не давал.
— Не поверю тебе, старик!.. Ты и твой князь, вы оба — злодеи! Я силою заставлю тебя сказать правду, заставлю, — с гневом и отчаянием крикнул на лесничего Лёвушка.
— Ты, господин, надо мной не властен: я не боюсь тебя! Провинился я, точно, только не пред тобою… Тебя, господин, я не знаю, а вина моя — пред князем, что плохо стерёг я гостью и дал ей убежать из хором, да ещё девку мою сманить, — хмуро проговорил Гаврила.
— Когда же ушла гостья? — спросил у лесничего княжеский дворовый Игнат.
— Сегодня утром. Встал я рано и пошёл с дозором в лес; ходил я долго, вернулся в хоромы, почитай, к обеду, стал звать Анютку, дочку, — не откликается; я наверх к гостье, думал — там Анютка, подружилась она с гостьей-то, вместе с нею в одной горенке и спала. Вхожу наверх, а там нет ни гостьи, ни Анютки; обеих и след простыл. Я на двор, стряпуху спрашиваю, работника, не видали ли они Анютки с гостьей. «Не видали, — говорят, — двором никто не проходил». А ворота у нас и днём и ночью на запоре.
— Как же они ушли, если ворота были на запоре? — прерывая Гаврилу, спросил Храпунов.
— Через изгородь садовую перелезли. Следы на снегу видны.
