И, готовясь к атаке ночной, Узнавали свои города.1942
ПЕЛЕНГ
Певица по радио пела,И голос летел далеко,Сперва осторожно, несмело,А дальше — как птица, легко.Весь город в тугие объятья Тревожного сна погружен... Была она в бархатном платье, И слушал ее микрофон.А где-то в небесном молчанье, Стараясь держаться прямой,С далекого бомбометанья Пошли самолеты домой.Несли они много пробоин, Скрываясь в ночных облаках. Сидел за приборами воин В своих марсианских очках.Певица о юности пела,О лебеде и о тоске.Катодная лампа горела На аспидно-черной доске.А в Гамбурге яростный «зуммер»В неистовой злобе урчал,Но голос певицы не умер,Он только сильнее звучал.Два мира в эфире боролись.Сквозь бурю, сквозь грохот и свист Услышал серебряный голос В наушниках юный радист.Узнав позывной Украины,Над крышами горестных сел Пилот утомленный машину По песне, как лебедя, вел.Пришли самолеты на базу,Родные найдя берега,И песня, пожалуй, ни разу Им так не была дорога.1942
СОЛОВЕЙ
Ночи и дня покачнулись весы,В рощу пехота сходилась во мраке. Были колени мокры от росы,Мчались ракет разноцветные знаки.И, ожидая начала атаки,Юный комбат посмотрел на часы.Начал атаку гвардейский артполк.Бил он и ухал снарядной лавиной. Грохот огня на мгновение смолк,И над зеленою лунной долиной Вдруг мы услышали щелк-перещелк, Чистый и радостный свист соловьиный.Был соловей иль бесстрашен, иль глух, Что не заметил военного лиха,Только он пел и щелкал во весь дух,То угрожая, то ласково, тихо,Словно пуская серебряный пух...Молча внимала ему соловьиха.С пеньем смешалась огня крутоверть,