Что под кофточкой не видна.Я до сердца рукой дотронусь,Я прикрою глаза, и тутАбажура привычный конусВдруг качнется, как парашют.Вновь засвищут осколки тонко,Вновь на черном замру снегу…Вновь прокручивается пленка —Кадры боя бегут в мозгу.
«О, хмель сорок пятого года…»
О, хмель сорок пятого года,Безумие первых минут!…Летит по Европе Свобода —Домой каторжане бредут.Скелеты в тряпье полосатом,С клеймами на тросточках рукБросаются к русским солдатам:«Амиго!», «Майн фройнд!», «Мой друг!»И тихо скандирует БушаЕго полумертвый земляк.И жест, потрясающий душу,—Ротфронтовский сжатый кулак…Игрались, последние акты —Гремел Нюрнбергский процесс.Жаль, фюрер под занавес как-тоВ смерть с черного хода пролез!И, жизнь начиная сначала,Мы были уверены в том,Что черная свастика сталаВсего лишь могильным крестом.И тихо скандировал БушаЕго полумертвый земляк.И жест, потрясающий душу,—Ротфронтовский сжатый кулак…Отпели победные горны,Далек Нюрнбергский процесс.И носятся слухи упорно,Что будто бы здравствует БорманИ даже сам Гитлер воскрес!Опять за решеткой Свобода,И снова полмира в огне.Но хмель сорок пятого годаПо-прежнему бродит во мне.
«Я опять о своем, невеселом…»
Я опять о своем, невеселом,—Едем с ярмарки, черт побери!..Привыкают ходить с валидоломФронтовые подружки мои.А ведь это же, честное слово,Тяжелей, чем таскать автомат…Мы не носим шинелей пудовых,Мы не носим военных наград.Но повсюду клубится за нами,Поколеньям другим не видна —Как мираж, как проклятье, как знамя —Мировая вторая война…