Казалось бы, все складывается теперь в жизни пророка благополучно. Даже кровавая война с кочевниками, которой так опасался Виштаспа и которая все-таки грянула через восемнадцать лет после обращения царя, напрямую на жизни и судьбе Заратустры никак не отразилась.

Так и хотелось бы сказать: и жил он счастливо до глубокой старости.

Да, Заратустра дожил до старости, но мог бы жить и дольше и многое еще успеть сделать.

Жил на свете и человек, который всю свою долгую и нечестивую жизнь вынашивал планы уничтожения пророка. Его звали Брат-реш Тур.

Давным-давно, ровно семьдесят лет назад, он со злым умыслом посетил дом Порушаспы вместе со своим сообщником колдуном Дурасробом, так бесславно скончавшимся. Тогда он не смог убить безвестного мальчика, теперь он, сам дряхлый старик, мечтал убить прославленного старика.

Как он отыскал Заратустру? Следовал за ним в течение долгих лет? Или до него лишь теперь докатилась слава основателя новой религии? Скорее второе…

Как бы то ни было, он оказался в Дрангиане и по-воровски пробрался в дом Заратустры.

Он застал пророка молящимся.

Трусливый Брат-реш Тур не осмелился поглядеть своей жертве в лицо. Он занес остро наточенный меч и вонзил его Заратустре в спину…

И сам тут же испустил дух.

По преданию, великий пророк прожил семьдесят семь лет и сорок дней.

О своей насильственной кончине он, провидец, знал заранее. И быть может, последние сорок дней готовился к ней — в затворничестве возносил молитвы Богу? Не исключено, что эти предсмертные молитвы в более поздних религиозных традициях превратились в те самые посмертные сорок дней, когда душа покойника еще с нами.

Но и когда Заратустра перешел через широкий и прочный мост Чинват и, миновав вершину Хара Березайти, ступил в Дом Хвалы, фраваши его, наверное, слышали доносящиеся с земли голоса.

Все новые и новые приверженцы его Учения, обращаясь в маздаяснизм, произносили слова священной клятвы — зороастрийского «Символа веры». Послушаем же и мы, как она звучала…

«Считаю себя молящимся Мазде, заратуштровским, противодэвовским, учащим Ахуре, славящим Бессмертных Святых, молящимся Бессмертным святым.

Ахура Мазде Благому, благостному, все благо признаю праведному, лучезарному, благодатному…

Отрекаюсь от единения со злыми, злобными, зловредными, пагубными дэвами, самыми лживыми, самыми тлетворными, самыми злополучными из всех существ, от дэвов и дэвовских, от чародеев и чародейных и от всех, кто насилует живущих, мыслями, словами, делами и обличьем отрекаюсь от единения со лживым, сокрушающим…

Молящимся Мазде, заратуштровским, считаю себя прославлением и исповеданием. Славлюсь благомыслием мысли. Славлюсь благословием слова. Славлюсь благодеянием дела»[89].

Не поклониться его могиле…

Можно считать почти точно установленным, что Заратустра погиб именно в Дрангиане. И все-таки место его смерти, как и место рождения, оспаривается. Высказывались мнения, что могила его, как и могила его учителя (?), в Аркаиме. Слышались также голоса, высказывающиеся в пользу Атропатены (Южный Азербайджан), которая действительно была когда-то одним из крупных центров зороастризма. Азербайджанцы, несмотря на тотальное распространение ислама (а мусульмане повсеместно беспощадно истребляли маздаяснийскую религию и ее приверженцев), тем не менее до сих пор почитают как национальную гордость находящуюся на их территории Долину Огней, связывая ее с пребыванием тут самого Заратустры.

Однако в эти споры вступать нам кажется бессмысленным. Потому что у пророка Благого Бога Ахура Мазды… в принципе не могло быть могилы.

Дело в том, что погребальный обряд зороастрийцев выглядел весьма своеобразно и, на наш современный взгляд, даже дико. Но для маздаяснийцев он был связан с пониманием ритуальной чистоты.

Вот что писал по этому поводу древнегреческий историк и географ Страбон, живший в I веке до н. э.: «Каспийцы умерщвляют голодной смертью людей, которым за 70 лет, и выбрасывают их трупы в пустынные места; затем они наблюдают издали: если увидят, что птицы стаскивают трупы с носилок, то считают покойников блаженными, если же дикие звери и собаки — то менее блаженными; если трупы никто не утащит, то считают их несчастными»[90].

Древний ученый конечно же хватил через край: ни о каком умерщвлении людей голодом (кроме разве что преступников, приговоренных к казни) речи быть не могло. Да мы ведь знаем, что и возраст Заратустры, как и возраст его убийцы, перевалил за семьдесят. Но в остальном Страбон не так уж далек от истины.

Авестийцы считали, что в момент смерти священный огонь Атар, вместе с фравашами, покидает тело, и с этого момента оно становится добычей злостного дэва тления и разложения Асто Видоту, опасного для всего живого. Поэтому прикасаться к мертвецу обычный человек не должен ни при каких обстоятельствах.

Оплакивать же умершего близкого человека южно не более трех дней, да и то заочно. Возможно, первоначально этот обычай возник после некой эпидемии, например чумы, когда соприкосновение с трупом действительно могло быть гибельным.

Фраваши же покойных в любом случае считаются страдальцами, ибо они прошли «ужасный, страшный, гибельный путь: рознь души и тела»[91].

Трупная муха, земное воплощение дэва тлена, поражает также одежду, ложе, жилище покойника. Поэтому умершего погребали только обнаженным.

В зороастрийском обществе имелась единственная замкнутая каста — насукаши («имеющие дело с трупом»). Это была своеобразная похоронная бригада. Лишь принадлежащим к ней разрешалось заниматься погребальными обрядами, для остальных людей на это был наложен строжайший запрет.

Два специально подготовленных человека из этой группы должны были — тоже будучи обнажены, чтобы потом очиститься при помощи воды или коровьей мочи, — отнести тело на возвышенное место и уложить его там на кирпиче, камне, извести или другом изолирующем труп от земли сухом веществе.

Затем мертвого закрепляли там за ноги и волосы, чтобы останки не были разнесены к почве, воде или огню и не осквернили священные стихии. Переносить труп в одиночку — тяжелейший грех.

Как правило, для такой цели строились специальные возвышающиеся над землей сооружения — дахмы. На них тело оставалось до тех пор, пока кости не окажутся обглоданными хищными птицами, собаками или хищниками. Есть сведения, что в богатых домах для этой цели специально выращивали особых собак, а бедняки должны были довольствоваться дикими.

Впоследствии дахмы нужно было срыть — никаких памятных погребальных сооружений, типа надгробных памятников, курганов или пирамид зороастрийцы не оставляли.

Только позже, ко времени царствования Кира II или Дария I (VI–V века до н. э.), да и то лишь владык, перестали оставлять на свежем воздухе. Но и тогда их гробницы устраивались в безлюдных местах. Склепы вырубались в скалах или обкладывались камнем, чтобы оградить от осквернения землю. По свидетельству Геродота, иногда трупы для этой же цели покрывались воском.

По дороге, где несли тело, нельзя проходить ни людям, ни скоту, там нельзя возжигать огня до тех пор, пока трижды не проведут по ней белую собаку, желтоухую и четырехглазую. А если остались сомнения, что ей удалось отогнать злостного дэва тления, то надлежит ей там пройти шесть раз.

И лишь после этого жрец допускается туда, чтобы пропеть победоносную «Ахуна Вайрью»…

Вот почему нет и не может быть могилы у Заратустры. Мы не можем возложить ему, по нашему обычаю, цветы. Но мы можем поклониться его бессмертному духу.

А цветы…

Они нам помогут в другом.

Авестийцы никогда не изображали Бога и Бессмертных Святых в антропоморфном, человеческом, телесном облике: ведь, согласно учению Заратустры, Ахура Мазда — это Благой Дух, невидимый для

Вы читаете Заратустра
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату