— По правде говоря, за две недели до этого я встретил тебя, и мои предпочтения уже сформировались. Она просто отчасти напомнила мне тебя.
На лице Джессики отразилось смущение, но тотчас же пробуждающееся осознание всего сказанного им изменило ее выразительное лицо.
— Боюсь, — сказал он, — что она стала плохой заменой тебе. — Взгляд его был устремлен на стену за ее спиной. — Она не обладала такой рафинированной красотой, как ты. К тому же давным-давно утратила способность интересоваться кем-либо больше, чем собой, и это прекрасно соответствовало моим намерениям. Для того чтобы вступить с ней в связь, мне не требовалось любить ее.
Джессика вздрогнула от его прямолинейности и резкости, но сдержалась.
— Какое-то время наша связь была идеальной. Она скучала, и ее отчасти развлекало то, что она учила меня, как быть приятным женщине в постели, а я был радивым учеником. Она научила меня механике интимного акта, главным образом стараясь предотвратить возникновение привязанности к ней.
— Однажды, приехав к ней, я нашел ее в обществе подруги, тоже куртизанки. Она пожелала, чтобы я проявил внимание к ним обеим, что я и сделал.
Ее руки обвились вокруг него, скользнули за его спину в узкое пространство между спиной и изголовьем постели.
— И скоро у меня вместо одной подруги появилось две, — сказал он. — Бывало, что она вообще не принимала участия в наших играх. Просто наблюдала. Случалось, что там были и другие мужчины, если у нее появлялась прихоть побыть сразу с несколькими.
— Господи! — прошептала Джессика. Ее глаза расширились и сверкали на бледном лице. — Почему ты продолжал к ней приходить? Почему не предоставил ей возможность наслаждаться без тебя своими низменными страстями?
— Куда мне было деваться? Вернуться домой? Там мое общество вызывало ужасное напряжение между Мастерсоном и моей матерью. Она терзалась, когда я оказывался дома. Но независимо ни от чего я всегда действовал согласно своей воле. В то время у меня почти никогда не проходило возбуждение, и в этом не было ничего чудовищного, Джессика. А постельный спорт обеспечивал массу возможностей, облегчавших жизнь.
Алистер говорил намеренно легким тоном, но она не могла не распознать бурлившие в нем эмоции. Джессика потерлась щекой о его живот, прижалась носом к тонким волоскам, покрывавшим кожу на животе.
— Мне не следовало сегодня слишком наседать на тебя со своими вопросами, — сказала она. — Прости.
Алистер фыркнул:
— Не могу принять извинения за самое огромное наслаждение, что ты дала мне.
Джесс высвободила руки из-под него, и они заскользили вверх по его телу.
— Это огромное наслаждение не последнее. Пока что это лучшее в твоей жизни. Именно пока что, — подчеркнула она, — и снова оседлала его бедра и обхватила его за плечи.
— Отныне я буду стараться дать тебе все большее и большее наслаждение каждый раз, когда мы станем заниматься любовью.
Он дернулся, потому что она осушила его до дна.
— Не сейчас, — сказала Джессика, прижимаясь губами к его уху. — Позволь мне удержать тебя. Я ведь обещала тебе это и выполню обещание. Тебе вовсе не обязательно использовать это орудие, чтобы показать, что ты чувствуешь ко мне.
Охватившее его томление было слишком сильным, чтобы пренебрегать им. Оно обожгло его глаза, и в горле у него пересохло. Алистер оперся руками о постель, чтобы не выдать их дрожи.
— Она была единственной женщиной, к которой ты что-то испытывал? — спросила Джесс, прижимаясь к нему.
— Ну, если тебе угодно это называть так.
— А как еще это можно назвать? Похотью?
— Понятия не имею. Знаю только, что это ничуть не походило на то, что связывает нас.
— Но ведь некоторые женщины любили тебя.
Это было не вопросом, а утверждением.
— Те, кто испытывал ко мне такие чувства, теперь горько жалеют об этом. Горечь перевешивает радость.
Кончики ее пальцев прошлись по его затылку, разминая напряженные мышцы.
— Ты не должен стыдиться прошлого.
— Но ты ведь не знаешь, что я делал.
— Я знаю тебя, люблю тебя и не буду раскаиваться в этом.
Алистер был напуган пробежавшей по его телу мощной судорогой. Джесс проникла так глубоко в него, могла видеть все, что происходит у него в душе, как бы он ни пытался замаскировать свои чувства.
Господи, он ведь вовсе не хотел, чтобы она настолько хорошо его понимала.
— Но ты и этого не знаешь, — сказал он резко.
— Тебе придется научиться доверять мне, Алистер, поверь мне на слово.
Джесс чуть ослабила объятие и отстранилась, будто освобождая его и давая ему возможность бежать.
И, сказать по правде, у него возникло такое искушение. Он совершал в свое жизни многое, что делало его неприемлемым… Да и само его происхождение делало его непригодным для нее. Джесс столько выстрадала, пока ее полировали и школили, делали элегантной и безупречной. А своим ухаживанием он мог бы уничтожить уважение общества, столь тяжело доставшееся ей. Если бы мог, он держал бы ее узницей в своей постели, не выпуская из нее, поскольку это было единственное место, где он мог заставить ее забыть все, кроме наслаждения, которое мог ей дать.
Алистер сжал ее в объятиях, стараясь преодолеть свое яростное желание и быть нежным. Она нуждалась в нежности, нуждалась в защите, а он вел себя как боевой таран, преодолевая все преграды, которые она была вынуждена воздвигнуть еще ребенком, постоянно подвергавшимся унижениям.
— Я тебе верю, — сказал он охрипшим голосом. — Разве я не рассказал тебе всего?
— Ты рассказал мне о себе все плохое и недостойное. — Джессика отстранилась, чтобы видеть его лучше. — И ты говорил об этом с вызовом, будто заставляя меня отвернуться от тебя.
Лучше теперь, чем позже. С каждым днем она становилась ему все более необходимой.
Скоро, как он предвидел, он не сможет без нее даже дышать. По временам он уже теперь это чувствовал.
Джесс поцеловала его в уголок рта, потом в другой:
— Оставайся вот таким, как сейчас, и я буду с тобой.
— Все мои желания направлены на тебя.
Алистер застонал, и она змеиным движением прильнула к нему.
— Докажи это, — выдохнула Джессика.
И, как всегда, он принял вызов. Он знал свои возможности. Он мог забыть о совести, умел зарабатывать деньги, он был привлекателен и хорош в постели. И это было то ценное, но слишком малое, что он мог предложить такой женщине, как Джессика. Зато все это он мог предложить ей в избытке и молиться о том, чтобы этого оказалось достаточно, чтобы удержать ее.
Эстер остановилась на пороге спальни и теперь неотрывно смотрела на спящего мужа.
В последнюю неделю Эдвард часто приходил к ней ночью, ища в ее постели облегчения от терзавшей
