Алистер вошел в свой дом, чувствуя себя усталым до мозга костей. Он воспринимал боль Джессики как свою собственную. На сердце у него было тяжело. Его терзали печаль и ужас, бросившие тень на ее жизнь.
Он вручил ожидающему дворецкому шляпу и перчатки.
— Ее светлость ждет вас в вашем кабинете, милорд, — объявил Клеммонс.
Бросив взгляд на часы в длинном корпусе, Алистер отметил, что час был поздний.
— Как давно она меня ожидает?
— Уже почти четыре часа, милорд.
Несомненно, принесенные ею новости, были скверными. Мысленно ощетинившись и приготовившись к худшему, Алистер прошел в свой кабинет и застал свою мать сидящей на диване. Она читала. Герцогиня поджала под себя ноги. Колени ее прикрывал тонкий плед. В камине ревел огонь. Канделябр на столе возле ее плеча освещал страницы книги и смягчал ее строгую красоту.
Она подняла голову.
— Алистер.
— Матушка.
Он обогнул свой письменный стол и движением плеч освободился от сюртука.
— В чем дело?
Она окинула его проницательным взглядом:
— Возможно, мне следует спросить у тебя то же самое.
— День был бесконечно длинным, а вечер и того длиннее.
Он упал на стул, не скрывая усталости.
— Чего вы хотите от меня?
— Разве я всегда должна чего-то хотеть от тебя?
Он всматривался в ее лицо, отмечая про себя складки вокруг глаз и рта, свидетельствующие о напряжении. Те же признаки он недавно видел на лице леди Регмонт — знаки того, что брак женщины несчастливый. Он знал, что никогда не увидит ничего подобного на лице Джессики, ибо скорее умрет, чем причинит ей горе.
Он не ответил, и Луиза отбросила плед и спустила ноги с дивана. Она сложила руки на коленях и расправила плечи.
— Вероятно, я заслужила твое недоверие и подозрительность. Я так была занята собственными чувствами, что не обращала внимания на твои. И ужасно раскаиваюсь и прошу прощения. Много лет я была не права.
Сердцебиение Алистера ускорилось: смущение в нем смешивалось с недоверием. Мальчиком он хотел бы услышать эти слова от нее больше всего на свете.
— Я пришла сказать, — продолжала она, — что желаю тебе счастья. Я рада видеть, что ты любишь и любим и вызываешь обожание у своей избранницы. Я это видела и чувствовала. Она боготворит землю, по которой ты ступаешь.
— Как и я чувствую то же самое к ней. — Алистер потер грудь в том самом месте, где ощущал тоску по Джессике и боль. — И ее отношение ко мне никогда не изменится. Она знает обо мне самое худшее и любит меня, несмотря на мои ошибки и прегрешения. Нет… я бы даже сказал, что она любит меня за них, потому что именно они сформировали меня.
— Это удивительный дар — уметь любить без всяких условий, сын мой. — Луиза встала. — Я хочу, чтобы ты знал, что я всегда буду поддерживать тебя и твой выбор. И всегда буду любить ее, как ты.
Он погладил кончиками пальцев полированную столешницу. Господи, он чувствовал себя вымотанным до предела. Он так хотел бы, чтобы Джесс была рядом, чтобы он мог прижать ее к себе. Он испытывал потребность в ней и в том утешении, которое она приносила ему, и в том ощущении мира и покоя, которое давала ему.
— Это много значит для меня, матушка. Я рад вашему благословению. Благодарю вас.
Луиза кивнула:
— Я люблю тебя, Алистер. Я буду молиться, чтобы наступил день, когда между нами не будет недомолвок и скрытности.
— Мне тоже хотелось бы этого.
Его мать обогнула письменный стол. Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
Он поймал ее руку прежде, чем она выпрямилась, и потянул к себе, ожидая ее реакции.
Неужели она и впрямь пришла, полная раскаяния и без задней мысли, только чтобы благословить его и облегчить его совесть?
— Вы будете замечательной бабушкой, — сказал он тихо.
Она замерла и, кажется, даже перестала дышать, а глаза ее широко раскрылись и теперь были полны испуга и радости одновременно:
— Алистер…
Значит, она не знала. Он почувствовал, как в груди его разливается тепло.
— Нет, это не мой ребенок. Как вы верно предположили, Джессика бесплодна. Но Эммелина… В конце концов Альберт выполнил свой долг. Возможно, родится не мальчик, которого я мог бы считать своим наследником, но безотносительно к полу ребенка вы испытаете, по крайней мере, радость быть бабушкой.
Трепетную улыбку на лице Луизы сменила меланхолия, отразившаяся в ее синих глазах, столь похожих на глаза сына.
Алистер улыбнулся матери.
— Ваша сестра хорошо выглядит, — заметила ее светлость герцогиня Мастерсон.
Джессика посмотрела через стол на веранде на мать Алистера.
— Да, она с каждым днем все чаще вспоминает о том, что на свете есть смех и радость.
Сразу за резной каменной балюстрадой, отделявшей веранду от безупречно ухоженных садов Мастерсона, множество гостей, посещавших приемы Джессики, прогуливалось среди аккуратно подстриженных живых изгородей. Даже Мастерсон вышел из дома насладиться прекрасным днем, держа за руку мастера Альберта, переваливавшегося на коротеньких ножках по гравиевым аллеям.
— Похоже, лорд Тарли всерьез увлечен ею.
Эстер и Майкл были красивой парой. Его темные волосы и смуглое лицо прекрасно сочетались с золотистой красотой ее сестры.
— Он долгое время был ее верным другом, — сказала Джессика. — Но последние два года показали, что Майкл бесценен во многих отношениях. Он дал ей почувствовать себя в безопасности, и эта безопасность дала ей возможность ощутить умиротворение и излечить душу. Он столько же сделал для нее, сколько ваш сын для меня.
— Вы для него сделали не меньше.
Герцогиня поднесла к губам чайную чашку. Ее фарфоровой белизны кожа была затенена широкими полями соломенной шляпы.
— Кстати, где мой сын?
— Решает какую-то проблему, связанную с ирригацией.
— Надеюсь, ему известно, что Мастерсон впечатлен его успехами.
Алистеру нелегко было узнать это, поскольку они редко вступали в беседу, но столь очевидные шероховатости в их отношениях не заслуживали того, чтобы говорить о них сегодня.
— Нет ничего, в чем Алистер не проявил бы блестящих способностей. Откровенно говоря, я нахожу замечательным, что такая романтическая и творческая натура столь успешно справляется с цифрами,
