Рукавами рубах они вытирали пот, обильно струящийся по их лицам. Один из них подошел к распростертому на земле телу шейха и тронул его палкой. Шейх не шевелился. Тогда феллах обернулся к толпе и сказал, что шейх Сейид умер. Все смутились. Они не ожидали такой быстрой развязки и стояли молча, чувствуя свою вину. Постепенно приходя в себя, они испытывали только небольшой страх перед тем, что каждый из них в равной степени повинен в совершенном преступлении, если убийство шейха можно было назвать преступлением. Тогда вперед выступил мулла и громко объявил:
— Дьявол умер! Его удел — ад!
Его слова произвели должное впечатление на феллахов, вернули им уверенность и успокоили их совесть. Посоветовавшись, решили похоронить его недалеко от гумна. Несколько смельчаков подошли к трупу, который представлял собой гору костей, мяса и рваных тряпок; трудно было сказать, чей это труп — человека или животного. Под радостные крики детей его поволокли, как дохлую скотину. У гумма группа феллахов мотыгами вырыла могилу. Пот обильно стекал с их лиц на свежевырытую землю. Окончив работу, они подтащили тело шейха, сбросили в яму и забросали его землей и камнями. Затем мотыгами сравняли могилу с землей. Расходясь по домам, они продолжали проклинать шайтана.
Так от ударов палкой умер, как собака, шейх Сейид и был похоронен с проклятиями. А ведь шейх ни на кого не покушался.
Против него восстала судьба: она вырвала его из семьи трудового крестьянина и обрекла на жизнь обожествленного животного, как это бывало в древние века. Окруженный вниманием и обеспеченный пищей, он жил в спокойствии, пока судьба не сорвала с него лавры святого и не причислила к слугам шайтана. Тогда люди начали сторониться его и наконец убили, как бешеную собаку.
Шейх умер ужасной смертью, которой справедливый человек не пожелал бы даже животному, не только человеку.
Шли дни и годы, и жизнь шейха Сейида, как и его смерть, были забыты…
Несколько лет спустя я снова оказался в этой деревне. Однажды я сел около сакийи и стал читать газеты. Как всегда, колесо вращал бык, за которым присматривал юноша. Звук падающей воды примешивался к скрипу колеса, придавая ему какую-то чарующую прелесть. Рядом сидел совсем седой дядюшка Хадр, похожий на святого старца. Он не работал, а скромно жил на пенсии, но продолжал бывать в саду, поучая нового садовника.
Я посмотрел на дядюшку Хадра и, улыбаясь, спросил:
— Что осталось от твоего приятеля шейха Сейида?
Он отвечал спокойно, не поднимая глаз:
— Ничего, кроме смоковницы.
— Смоковницы?
Казалось, он удивился больше меня.
— А ты разве не знаешь о «смоковнице дьявола»?
Я сказал, что не знаю, и просил рассказать об этом. И вот, что я услышал… Смоковница выросла на могиле шейха Сейида. Теперь она приносит плоды и настолько разрослась, что в тени ее ветвей могут укрыться от солнца люди. Когда с кем-нибудь случается несчастье, он идет к этой смоковнице и проклинает ее, как бы проклиная этим дьявола, а затем под ее зелеными ветвями просит защиты у милосердного аллаха.
Я встал и пошел с Хадром к «смоковнице дьявола». Это было одинокое, развесистое дерево с зелеными листьями и прекрасными плодами. Но ствол его был изранен, а многие ветви обрезаны. Таковы следы проклятий. Кругом валялись мелкие камни и комья земли, которыми феллахи подкрепляли свои проклятия. Неподалеку от дерева был участок земли, который раньше не обрабатывался. Феллахи засеяли его и снимали там богатый урожай.
Хотя смоковница носила имя дьявола и росла на могиле шайтана, вид ее не внушал страха ни малышам, ни взрослым. Под ее сенью находили приют усталые феллахи, жители всей деревни пользовались ее плодами.
Шейх умер, но люди не оставили его в покое даже в могиле: они продолжали проклинать здесь шайтана, а дерево нарекли «смоковницей дьявола». И хотя оно давало чудесные плоды и под его ветвями многие находили отдых от палящих лучей солнца, люди проклинали и это дерево.
ИСА УБЕЙД
Деревенская трагедия
Перевод А. Городецкой
1
Заря раскрыла белые крылья над всей Тальхой, озаряя своим прекрасным светом верхушки кустов хлопчатника, который покрыл землю чудесным белым ковром, расшитым чарующими, свежими цветами. Деревня еще была погружена в глубокий сон; тишина и покой лишь изредка нарушались дуновением утреннего ветерка, который заигрывал с листочками молодых тутовых деревьев и смоковниц — они были посажены по краям дороги, тянувшейся посреди полей к городу. Время от времени тишина нарушалась также нестройным, разноголосым щебетанием птиц, возвращающихся из Верхнего Египта. И затем снова тишина овладевала этими зелеными просторами. Но вот в деревне закричал петух, приветствуя появление первых золотистых лучей солнца. Его примеру сразу же последовали петухи соседних деревень, и их перебивающие друг друга голоса явились сигналом к всеобщему пробуждению.
Крестьяне — мужчины, женщины и дети — вышли из своих глиняных и тростниковых хижин, лепившихся друг к другу, и каждый принялся за свои обычные, повседневные дела. Мужчины занялись работами на канале, пахотой и севом; им помогали женщины и дети. Некоторые женщины остались дома, чтобы приготовить обед или ухаживать за цыплятами. Другие пошли к Нилу и принялись стирать белье, натерев его камнями, которые заменяли им мыло. Дети выгоняли скот в поле. Коровы, мыча от удовольствия, пожевывали клевер.
Каркали вороны, перекликаясь друг с другом. Они опускались на землю и искали червей, которые прятались в бороздах или в траве. Над деревней, в чистом голубом небе, парил голодный, ненасытный коршун; он внимательно следил своими зоркими глазами за женщинами, которые остались около своих хижин, озаренных лучами восходящего солнца, чтобы ухаживать за цыплятами и кормить их крошками хлеба или ячменной крупой.
По проселочной дороге шли феллахи, одетые в черное. Скоро на полях появились красивые деревенские девушки, которые работали рядом с парнями, обирая гусениц с кустов хлопчатника. Они были рады обществу мужчин — этим преимуществом девушки в городах не пользуются.
Сакийя в тени деревьев, медленно вращая красные глиняные ковши, пела свою грустную, заунывную песню. Около нее присели старики, которые были уже настолько стары, что не могли работать, но продолжали интересоваться сельским хозяйством и землей. Они говорили о гусеницах, причинивших такой вред хлопчатнику, что бедные феллахи не смогли даже уплатить очередной взнос своим кредиторам и
