свои принципы и взгляды, сумею повести его по пути, который я выберу, чтобы обеспечить наше семейное счастье. Но я ошиблась в своих предположениях: его чувства уже были отравлены женщинами, торгующими своей любовью, теми, к чьим услугам прибегают молодые люди, достигнув известного возраста.
Я считаю, Даулят, что это — самая страшная и самая опасная болезнь из всех болезней нашего общества. Когда в молодом египтянине просыпается его благородное сердце, он стремится, чтобы такое же чистое создание разделило с ним переполняющие его душу чувства. И когда он не находит среди наших девушек такого создания, так как закрытое покрывалом лицо, как этого требуют восточные обычаи, ставит перед ним преграду, он поневоле вынужден обратиться к тем, кто торгует любовью. И вместо того, чтобы пить влагу из прозрачного ручья, он утоляет свою жажду из зараженных чумой болот, отравляющих его чувства. И вот вместо человеческого совершенства и чистой любви в нем пробуждается чувственность, и он опускается до состояния животного. Вот почему наши мужчины любят нас только животной любовью, которой неведома красота чувств, считают чистую, благородную любовь одним из порицаемых, ужасных пороков.
Я поняла, что мой муж, познавший только чувственное наслаждение, не знает, что такое семейное счастье. Напрасно я старалась воспитать в нем настоящую любовь, напрасно давала ему понять, что я разумное создание и у него должна быть в жизни более высокая цель, чем та, к которой он стремится. Но муж не понимал меня и не хотел видеть во мне ничего, кроме игрушки, которая разжигает кровь мужчины. Поэтому между нами и возникла отчужденность, которая привела к разводу.
У меня развод не вызвал особых переживаний, несмотря на подавленное настроение; он вызвал во мне даже чувство смутной радости. Может быть, это объяснялось восточным оптимизмом, который часто помогал нам, женщинам, мужественно и терпеливо переносить болезненные, жестокие удары, которые неизбежны в результате развода. Во всяком случае, будущее рисовалось мне в чарующих, розовых красках.
Но здесь я должна сделать тебе, Додо, одно постыдное признание. Потребность моей души в чувственной любви с каждым днем увеличивалась, и временами я ощущала, как сладостный, пьянящий трепет охватывает все мое тело… Было ли это результатом моей зрелости? Или это — власть привычки, которую я приобрела во время замужества? Или это влияние какой-то чувственной заразы, проникшей в мое тело от мужа и отравившей мои чувства?.. Не знаю. Единственное, что я могу сказать, — это то, что новая женщина, которой я не знаю и которая пугает меня, заняла место той чистой девушки, которую ты знала.
Через год я вышла замуж за Мухаммеда бека. Как и мой первый муж, он лишен каких-либо чувств, а обладает лишь одной чувственностью. Но я не очень переживала, ибо ничего больше от мужа и не требовала.
Мухаммед бек искренно любил меня, но той любовью, которая была ему свойственна. Так было в течение целого года, и я чувствовала себя счастливой. Безоблачность моей жизни омрачалась только его дикой ревностью, которая привела к тому, что я была даже лишена возможности принимать у себя подруг и выходить из дому за покупками, так что это взял на себя мой муж. Но я прощала ему, считая, что он меня очень любит и хочет видеть меня счастливой. Однако, сидя дома в четырех стенах и не выходя на свежий воздух, я почувствовала себя больной. У меня появились раздражительность, сильные головные боли и смутная потребность плакать — все симптомы неврастении — болезни, которую наши невежественные женщины объясняют вмешательством злого духа и пытаются лечить заклинаниями.
Я переносила все потому, что муж любил меня. Но его любовь была непродолжительна, как всякая любовь, основанная на одной лишь чувственности и лишенная высоких и благородных идеалов. Вскоре он вернулся к своему прежнему образу жизни, к которому привык, будучи холостяком. Домой он возвращался только на заре, пьяным и потерявшим всякий человеческий облик.
Ты знаешь, Додо, сколько я выстрадала, оставаясь одна-одинешенька в доме, когда моим собеседником был только храп служанки, которая, утешая и успокаивая меня, засыпала. Впервые в жизни я поняла, почему египетская женщина топчет свою честь и престиж семьи, лишь бы утешить свою истерзанную, обливающуюся кровью душу. Я сама пережила тот опасный кризис, который поражает египетскую женщину, парализуя ее умственные силы, убивая ее волю и заставляя ее терять человеческий облик. Она совершает ужасное социальное преступление, не отдавая себе отчета в своих поступках, потому что она, бессильная и безвольная, слепо подчиняется силе этого кризиса. Это был смертельный удар, и он породил в моей душе мысли о мщении. Да, я хотела отомстить этому мужчине, которому принесла в жертву все: счастье, здоровье и красоту, которому, ради его удовольствия и счастья, отдала все, что могла. Не знаю, почему я не бросилась в объятия первому встречному мужчине, который пристально и страстно посмотрел бы на меня. А ведь именно так поступает большинство несчастных, покинутых, как я, женщин. Может быть, я не поступила так потому, что кризис был не настолько опасен: у меня не было причин для ревности, которая рождается только любовью, а я ведь своего мужа не любила. А может быть, это случилось потому, что благородные чувства и высокие идеалы (или вернее их мираж), к которым я стремилась в своей супружеской жизни, сохранили меня от падения, от безумных, постыдных поступков?
Но я думала, как же отомстить мужу, как заставить его уважать дом? Как вернуть его угасающую любовь? И я нашла способ, который соответствовал моему достоинству, способ наивный и чистый, как моя душа, которая, как видит аллах, еще не испорчена жизнью.
Раньше всего я начала поступать вопреки приказаниям мужа. Я стала часто выходить из дому и навещать подруг, а служанке Амине наказывала как бы невзначай доложить об этом мужу. Однако мои ожидания не оправдались. Вместо того, чтобы воскресить его угасающую любовь, ревность вызвала в нем вспышку гнева. Мы поссорились. Не в состоянии совладать с собой, я ему нагрубила, и он ударил меня по лицу. Я осыпала его ругательствами, и после этого он окончательно распростился со мной.
И теперь, моя маленькая Додо, я чувствую себя несчастной женщиной, которой еще нет двадцати шести лет, а все ее надежды в жизни уже разрушены. Ее восточный оптимизм умер, уступив место убийственному, ядовитому пессимизму. Что мне делать? Надеюсь ли я выйти замуж третий раз, и будет ли новый муж лучше предыдущих? Чем я заставлю молчать те желания, которые со страшной силой проникают в мое тело? Ах, Додо, я чувствую, как чья-то сильная рука толкает меня в глубокую пропасть, от которой я напрасно пытаюсь бежать… Спаси меня… Дай мне совет… Потому что я больше всего нуждаюсь в совете и утешении.
Любящая тебя Ихсан».
БИНТ АШ-ШАТИ
Они хотели воспитать мужчину
Перевод А. Городецкой
Женщин было пять… Они проводили мужчину в последний путь; жена стала вдовой, дочери — сиротами. И люди удивились, когда мать с четырьмя дочерьми, не успев как следует оплакать покойника, сразу же начала работать, вместо того чтобы устраивать поминки и принимать соболезнования.
Многие несправедливо считали вдову жестокой и неблагодарной. Но как ни велика была ее печаль, она не могла позволить себе поплакать или предаться воспоминаниям о своей разбитой жизни. Она знала, что в слезах можно найти утешение, а проявление печали вызовет у людей сочувствие к ней и к ее четырем дочерям. Однако она не могла позволить себе ни минуты отдыха и сомневалась в пользе этого сочувствия. Она предпочитала сама нести свое бремя, зная, что корабль жизни не станет ждать пока пройдут ее траурные дни и ночи.
