напрасными. Контейнер появлялся именно тогда и именно в том месте, от которого я только что отвел взгляд. Поняв, что мне не удастся обмануть провидение, я вскоре забросил это занятие и стал воспринимать появление контейнера, как должное и повседневное дело.
Днем рабов вообще не кормили, а давали поужинать в районе шести-семи часов вечера. Но и утром и вечером кормили хорошо и плотно, никто из рабов -ребцов не страдал от голода. Практически всегда подавалось мясо или рыба, меню готовилось в зависимости от пожеланий раба, который абсолютно ничего об этом не знал и не ведал. Я очень любил рыбу и контейнер часто приносил мне рыбные блюда с картошкой, свежими или жареными овощами, а однажды мне дико захотелось кофе с сыром, на следующий день в утреннем контейнере я обнаружил коричневую бурду с непонятно какой жидкостью и тарелку, полную нарезкой различных сортов сыра. Там даже был настоящий земной итальянский пармезан, но сколько бы я потом не бился, контейнер ни разу не делал мне повторно подобного подарка. В лучшем случае я получал кружку молока и краюху кукурузного хлеба.
Несколько слов о самом контейнере. Нет, он не был из пластика или другой известной мне синтетики. Основу материала, из которого изготовляли контейнер, составляла тканая материя, но пропитанная смолами, делающая этот контейнер непроницаемым для окружающей среды. Пища в нем могла в течение долгого времени сохраняться и оставаться горячей и свежей. Однажды нам только подали завтрак, но не успели мы вскрыть контейнер и позавтракать, как пришлось сесть за весла и отмахать веслами практически весь дневной день, но когда выдалась минута поужинать завтраком, то он оставался горячим и весьма питательным. Удивительным было и то, что, как только он оказывался в чьих-то руках, то крышка контейнера откидывалась сама собой. Но когда мой напарник попытался съесть мой ужин, то не смог открыть крышу контейнера. Опустевший контейнер через некоторое время растворялся, оставляя после себя небольшую маслянистую лужицу жидкости, которая сразу же впитывалась в дерево.
Что касается столовых приборов, то все, чем я располагал, это была ложка в форме глубокого ковшика. Им было удобно пользоваться, но, если попадались куски мяса, то их приходилось разрывать зубами, так как ни ножа, ни вилки у меня не было и не появилось за все свое время пребывания на 'Весенней Ласточке'.
Не было проблем и с физиологическими отходами человеческого тела, как только возникала необходимость появлялись темные контейнеры, по своей форме похожие на горшки, которые исчезали, не оставляя ни запахов, ни грязи, после использования по назначению.
С момента появления на 'Весенней Ласточке' я был прикован к бревну чурбаку в своей каморке и ни разу его не покидал, с раннего утра и до позднего вечера находился на рабочем месте и в полной готовности в любой момент приступить к работе. У меня имелся постоянный напарник, вместе с которым мы ворочали гигантское весло одновременно поднимая и опуская его в едином ритме со всеми гребцами нашего борта. Когда опускались паруса, то мы приступали к своей работе. Ошейник барабаном или другим ударным инструментом выдавал ритм гребков, частота которых зависела от ситуации. Если бирема не спешила и ей не нужно было скрываться, то выдавался размеренный ритм гребков, который позволял нам работать в течение долгого времени. Однажды мы три дня и три ночи шли под веслами, в то время на море стоял полный штиль, а шкипер спешил доставить груз к точно условленному сроку. После этой работы, он дал нам отдыхать полтора дня, в течение которых мы не прикасались к веслам.
Если же бирема попадала в сложные ситуации или она скрывалась от погони, то частота гребков постоянно возрастала. В таких случаях не существовало верхней планки ограничения частоты гребков. К слову сказать, ошейник, хорошая кормежка, отличное физическое состояние рабов-гребцов творили чудеса, когда ситуация требовала, то наши тела могли выдавать любую частоту гребков, мы могли превратиться в отличный движитель для биремы. Слава богу, но подобное насилие над человеческим организмом осуществлялось только в исключительных случаях и только тогда, когда 'Весенней Ласточке' угрожала смертельная опасность. Моя память хранит только один такой случай, когда ошейник отключил наше сознание и в течение второй половины дня на всю катушку использовал наши тела. Три четверти рабов- гребцов биремы так и не сумели обрести сознание и их трупы матросы специальными крюками повыбрасывали в море на съедение акулам. Шкиперу пришлось немало претерпеть и помучаться, прежде чем он нашел новых рабов на оставшиеся вакантными места в каморках рабов-гребцов, закалить организмы этих рабов и превратить их в живой движитель биремы.
Три месяца бирема была не трудоспособна.
В этом эксперименте погиб и мой напарник по веслу, с которым я так и не сумел перемолвиться и словечком. Только через неделю ко мне в каморку скинули нового раба, который был на голову выше меня и любившего поговорить. Он трепался, не переставая, пока наш судовой кузнец не набросил ему на шею рабский ошейник, он все пытался выяснить, как меня зовут и как живется на этой галере. Я не мог с ним разговаривать, а мыслеречи он не понимал. К тому же до появления кузнеца его охраняли два матроса пикинера, которые держали наготове свои пики в боевой готовности. Так они боялись этого мужика и настолько этот мужик был силен. Как только ошейник оказался на мужике, он сразу успокоился, а глаза потеряли блеск и он долго стоял в углу закутка, не поимая и не осознавая, что происходит с ним и где он находится.
За этим редким исключением состав рабов-гребцов биремы 'Весенняя Ласточка' поддерживался на штатном уровне и вел размеренный и здоровый образ жизни. Свежий морской воздух и регулярное питание. Через пару месяцев такой жизни и работы раб-гребец превращался в совершенный и в отлично отлаженный механизм с железным прессом и мускулатурой. Тело и мускулы раба наливались силой и здоровьем, его можно было бы бояться и уважать за одно то, что он был сильным человеком. Любое объединение этих рабов грозило страшными последствиями, ни при каких обстоятельствах ни матросы экипажа и ни другая военная сила не могла бы противостоять этим рабам в поединках или столкновениях.
Но ошейник раба полностью контролировал поведение и мысли гребцов и подавлял их веру и волю в борьбе за свободу. Ошейник любого человека, рожденного на Тринидаде, превращал в раба. Он исключал любую возможность общения рабов между собой и свободными гражданами. Ошейник не ограничивал активность или действия раба, но контролировал их поведение, работу головного мозга и, обнаружив малейшее отклонение от нормы, наказывал. Наказание раба варьировалось от легкой электронной встряски до лишения жизни.
Таким образом, как только такой ошейник оказывался на шее человека, этот человек немедленно превращался в раба и терял право на жизнь или смерть. Те люди, которые никогда не были зависимы от подобного магического устройства - ошейника, представить себе не могли, что в мире может существовать такая форма неволи. Человек с ошейником не принадлежал самому себе, а становился простым и дешевым биологическим механизмом, придатком к магическому артефакту. По всей видимости, это магическое устройство были вечным, я никогда не видел, чтобы на рабе заменяли ошейник, ремонтировали или его подзаряжали энергией.
Рабы-гребцы являлись частью экипажа биремы 'Весенняя Ласточка' и их не презирали или унижали, свободные матросы экипаж их просто не замечали, рабы-гребцы для них не существовали. На военных галерах гребцами становились солдаты, которые несли нелегкую службу морских пехотинцев на морских судах и которые в промежутках между основным занятием - воевать, работали веслами. Этим достигались две цели, солдаты не болтались бестолку по палубе во время морских переходов и поддерживали тела в отличном физическом состоянии. Но они никогда не теряли личной свободы, оставались свободными гражданами и были уважаемыми членами экипажа. Цивилизация планеты Тринидад достигла такой ступени развития, когда рабство еще сохранялось в отдельных государствах, но уже отступало и находилось на последней стадии существования. Графства Западной Империи давно отказалась от рабства, как неэффективной формы производственных отношений. Но на море существовали свои законы, которые существенно отличались от законов на суше.
На торговых суднах гребцы частично набирались рабами, но в основном они были свободными людьми, которые получали оплату за свои труды. Раб-гребец на этих судах не получал оплаты, но через некоторое время мог потребовать свободы в качестве оплаты за свой труд, скажем, через год или два работы на веслах. Эти рабы не знали и не ведали, что такое ошейник раба. Из всего этого можно было сделать только один вывод, бирема 'Весенняя Ласточка' принадлежала такому лицу, которое обладало большой магической силой, не так просто создать такой уникальный артефакт, как ошейник раба и систему
