желанной прохладой. Появление ночной богини я приветствовал, опустившись на колено и протянув к ней правую руку. Легкая улыбка тронула губы ночной красавицы и она благосклонно приняла мое ежевечернее приветствие и, как всегда, не ответила на него. Ошейник сильно мешал и не давал мне возможности спокойно переговорить с ней. Но я чувствовал, что в глубине души красавица по-прежнему интересуется мной и моим положением в неволе, но по каким-то причинам она не может общаться со мной. Поэтому приходилось проявлять терпение и ждать, когда исчезнут все препятствия для нашего спокойного общения. До появления ошейника на шее я несколько раз общался с ней и мы могли трепаться обо всем на свете. Однажды, во время одной из таких бесед я сделал величайшую на свете глупость и обидел девчонку, необдуманно заявив, что богинь на свете не существует. Эллида не просто обиделась, а перестала со мной разговаривать и обращать на меня внимания. Вскоре на мне оказался ошейник раба и вот уже который месяц я мысленно молю ее о пощаде и великой милости, снизойти до разговора со мной, но безуспешно, ошейник надежно блокирует мои магические способности и не дает возможности богине пообщаться со мной. Она мне очень нравилась, я не мог даже на кроткое время забыть о ее существовании и каждый вечер приветствовал ее появление на небосклоне преклонением колена.
Марсовый из бочки на вершине мачты прокричал, что заметил огонек в море. Появление поблизости от биремы такого огонька могло означать, что рядом плывет чужое судно.
На мокрой от брызг морских волн палубе появился заспанный шкипер и долго всматривался в морскую даль, приложив ладонь руки к переносице, он пытался высмотреть огонек, замеченный марсовым. Но так ничего и не увидел и тогда он решил взобраться в бочку к марсовому матросу, медленно переставляя руки и ноги он по веревочной лестнице медленно пополз к вершине центральной мачты. Шкипер долго отсутствовал и, когда спустился на палубу, то выглядел чрезвычайно встревоженным и расстроенным человеком. Собрав вокруг себя матросов экипажа, он что-то долго им разъяснял, а затем приказал из оружейной комнаты достать оружие, вооружиться и одеть броню.
Хватило получаса, чтобы 'Весенняя Ласточка' преобразилась, из перегруженной и беременной морской коровы она превратилась в военную галеру с насупленным и настороженным видом, но из-за перегруза сохраняла малую скорость хода. Матросы расчехлили подозрительные возвышенности на палубе и начали возиться в их внутренностях. Другие матросы расхаживали по палубе в кольчугах и доспехах, защищающие грудь, живот и ноги, и были вооружены короткими мечами, саблями и кинжалами, некоторые были с арбалетами. Это перевооружение и преображение биремы происходило в спокойной деловой обстановке, по всей очевидности, экипажу не раз приходилось бывать в аналогичных ситуациях. На верхней палубе не было и намека на панику, правда, все это происходило несколько в напряженной обстановке. Ошейники подали команду рабам-гребцам быть готовыми приступить к работе веслами.
Никто из экипажа не знал, что за судно нас преследует, но бирема 'Весенняя Ласточка' была готова во всеоружии встретить противника. Шкипер частенько посматривал назад по ходу движения биремы, ожидая, когда преследующее судно появится на виду. Очень скоро оно было видно и простым глазом. Еще задолго до этого момента мне удалось рассмотреть это судно при помощи дальневидения, оно во многом напоминала бирему 'Весеннюю Ласточку', только у этого судна были три яруса весел и большее количество парусов. Оно медленно и уверенно нагоняло нашу бирему. Если бы 'Весенняя Ласточка' была бы не так перегружена, то она давно бы оторвалась от этой триеры. Когда она приблизилась к нашему судну, то эта триера оказалась более древней конструкции и до встречи с нами, видимо, побывала в больших переделках. Но эта триера медленно, но верно догоняла нас, с палубы биремы было хорошо видно, что на ее палубе тоже сновали вооруженные матросы, которых было больше, чем матросов на нашей биреме. Вражеская триера и ее экипаж не скрывали враждебных намерений, они были полны решимости напасть и захватить 'Весеннюю Ласточку' с ее богатым грузом. А нашей биреме, практически из-за этого проклятого груза лишенной быстрого хода и спрятаться в море было невозможно, в эту ночь моя Эллида развеселилась по крупному, ее лучи высветили все темные уголки в этом море десятки километров вокруг.
В конце концов, шкипер не выдержал напряжения перед боем и приказал рабам-гребцам приступить к работе. Я с соседом встал за весло и вместе со всеми своими товарищами по рабству на бирему, сделали первый гребок. Затем гребки участились и приблизились к максимуму, я не мог оставить весло и взглянуть за борт, чтобы понять, насколько увеличилась скорость биремы. Но судя по отдельным восклицаниям матросов экипажа, бирема продолжала двигаться слишком медленно. Время от времени я посматривал на соседа по веслу, который работал в унисон со мной, сохраняя безразличный вид, он был настолько сильным человекам, что двигал веслом, слегка напрягая мышцы своего тела. Я все еще надеялся и ждал, когда в соседе пробудится человеческая мысль и интерес к событиям, происходящим вокруг биремы. Но пока мои ожидания и надежды пока еще оставались напрасными, этот раб гора, по-прежнему, был углублен в свои внутренние размышления и ни на что больше не обращал внимания.
Возможно, вражеская триера и была старой рухлядью, но по своим внешним габаритам она была больше нашей маленькой 'Весенней Ласточки'. Сражаться между собой могли только свободные люди, если только у них была мотивация для этого. Часа через два триера встала борт о борт с биремой и ее матросы и солдаты стали готовиться абордажные кошки и вороны, чтобы кошками обе галеры стянуть вместе и по мостикам воронам перейти на нашу бирему.
Но абордажа не получилось, ошейник барабанным боем и напевом свирели произвел небольшой маневр, мы рабы-гребцы дружно сделали два гребка, затем один борт рабов-гребцов опустил лопасти весел в воду и протабанили, заставив бирему развернуться носом к борту триеры. Тут же послышался щелчок внутри возвышенности в носовой части палубы биремы и в триеру полетело круглое тело, которое не торопясь разматывающее за собой огненный хвостик. Тело ударилось о носовой растр триеры и раскололся на глиняные черепки, блеснул огонек и носовая часть вражеской оказалось в огне, Я только ахнул от удивления, очень уж этот огонь был похож на напалм из моей прошлой жизни или, по крайней мере, на 'греческий огонь'. Но к счастью для неприятеля и к несчастью для нас, ядро ударилось и раскололось о самый край носовой фигуры и жидкий огонь стек в море, не причинив существенного вреда самой триере.
Снова тренькнула струна и новое ядро прогудело над моей головой и ушло в сторону неприятельского судна. Каким-то внутренним чувством я понял, что, если не внести маленького изменения в траекторию полета ядра, то оно перемахнет через триеру и упадет в море. Стрелки сильно волновались, по всей очевидности, это был их первый бой и они неправильно рассчитывали натяжение барабана морской баллисты. Второй промах мог внести разлад в их последующие действия и они могли бы не успеть подготовить второй залп, а это означало бы верный захват 'Весенней Ласточки' и гибель рабов-гребцов. Я слышал легенды, бродившие по Внутреннему океану, согласно которым люди верили в то, что рабы-гребцы на нашей биреме были демонами, которых изловили великие маги-волшебники и через посредство ошейника подчинили себе, поставив на службу добра. Разумеется, никто бы не захотел бы выпустил на волю живыми и невредимыми этих страшных и закованных в цепи демонов зла. Чуть шевельнув указательным пальцем правой руки я внес коррективы в траекторию полета ядра. Оно с громким треском ударилось о центральную мачту триеры и на палубу полился жидкий огонь, раздался жуткий крик и вой, начавших заживо гореть солдат и матросов триеры, которые забыли об абордаже и стали бросаться в море, так как в открытом море не было ничего страшнее, чем пожар на деревянном судне.
С вражеской триерой было покончено двумя выстрелами морской баллисты, но шкипер приказал произвести еще два выстрела, чтобы враг побыстрее сгорел. Из-за этого залпа бирема задержалась еще минут на тридцать у горящей триеры, к тому же нас дополнительно задержали бросившиеся в море солдаты и матросы с триеры, которые, желая спастись, подплывали к 'Весенней Ласточке' и пытались взобраться на ее борт. Десять матросов экипажа биремы, вооружившись длинными шестами и баграми по приказу шкипера отталкивали несчастных солдат и матросов обратно в воду.
Когда 'Весенняя Ласточка' уходила с места морской схватки, то над горизонтом уже горделиво красовался Желтый Карлик, обещая очередной жаркий день. А навстречу нам из-за мыса вылетел узкий рыбацкий баркас, до краев заполненный молодцами, жаждущими крови и денег. Скорость баркаса была такова, что стрелки не успели даже снять матерчатые чехлы с баллист, как он уже был у борта 'Весенней Ласточки', в который моментально впились железные кошки и остроги. В секунду оба судна были намертво связаны веревками друг с другом и к нам на борт неорганизованной толпой полезли пожилые рыбаки, парни и совсем безусые парнишки, у которых только-только пробивался пушок волос на верхней губе. Все
