притворяться дремлющим, качнулся в сторону, и сапог Армана Ги пришелся в стену. Рыцарь громко застонал от боли и повалился на солому.
Евнухи забились в дальний угол. Они опасались самого худшего.
Лако встал и наклонившись над хозяином негромко произнес.
— Мессир, очнитесь, вспомните о своем великом предназначении.
Валяясь туда-сюда по усыпанному соломой полу и скрипя зубами, бывший комтур прорычал.
— Я начинаю сомневаться, Лако, что тайна тамплиерства стоит той цены, которую я должен буду за нее заплатить.
— Тише, мессир, тише.
Бывший комтур уже стал приходить в себя, рыцарская истерика заканчивалась.
Лако посмотрел в сторону соседей по заключению. Они демонстративно взирали в другую сторону, будто бы их заинтересовали разводы сырости на стене.
Наконец Арман Ги полностью овладел собой, лицо его сделалось хмурым и сосредоточенным. Он встал с пола и принялся снова расхаживать по каменной пещере от окна к двери и обратно, заметно припадая на правую ногу.
В келье сохранялось напряженно-обреченное молчание. Нарушил его Симон.
— Господин, — мягко и осторожно обратился он к рыцарю прижимая руки к груди.
Бывший комтур остановился над своим бывшим пленником.
— Чего тебе?
— Позвольте мне сказать несколько слов. Надеюсь, разумных.
— Говори свои слова.
— Я знаю каким образом мы все могли бы выбраться отсюда. Вы могли бы не подвергаться ужасной операции. Ужасной, я знаю что говорю.
— Это и без твоих заверений понятно. Излагай, что у тебя за план. И почему ты говоришь «мы все». Вам зачем бежать отсюда?
— Извините, господин, я потом это объясню. Но сначала я хотел бы поговорить о другим, о вашем предназначении.
— Что-о, — Арман Ги выпучил глаза, а Лако даже открыл.
— Нет-нет, не думайте, я не подслушивал, но слышал то, о чем вы говорили с вашим благородным слугой. Но не в этом дело. Главное, о вас мне рассказывал еще мой хозяин, Нарзес.
Арман Ги неуверенно потрогал свой ус.
— Что именно он тебе рассказал?
— Немного, но достаточно для того, чтобы сделать вам сейчас хорошее предложение.
Бывший комтур, молча разъедая взглядом перса, продолжал теребить растительность на верхней губе.
— Нарзес сказал мне, что Вы странствующий рыцарь-тамплиер. Странствуете вы не в поисках денег или славы. Это было бы заметно сразу.
— В поисках чего же странствую?
Симон неуверенно улыбнулся.
— Хозяин мой, Нарзес, говорил мне, что некогда, и не очень давно, в этих местах, или поблизости от них, были большие христианские царства и Орден Тамплиеров имел в их величии свою блестящую долю.
— Рассказывай, рассказывай.
— Более того, есть поверье, говорил Нарзес, где-то в здешних замках остались их главнейшие святыни. Наподобие Гроба Господня, только в состоянии скрытом, неявном. Мыслю себе, что крепость эта, служащая нам горестным приютом, одно из таких святилищ, ибо почему бы вам с таким необъяснимым упорством было стремиться сюда, отказываясь от денег и рискуя жизнью и не только ею одной.
— Положим это так. Но пока я не вижу никакого разумного предложения в твоих словах.
Перс сделал суетливое движение рукой, мол, сейчас все будет.
— Сейчас оно прозвучит, господин.
— Опять ты начнешь о своем тайнике с цехинами. Но даже если бы я согласился — как мы выберемся отсюда!
— Выбраться отсюда очень трудно. Очень, очень, — захлюпал носом Наваз. Симон положил ему руку на голову и тот стих, как попугай на клетку которого набросили покрывало.
— Некоторое время назад я беседовал с Черным Магистром.
— Мы тоже, — фыркнул бывший комтур.
— Я евнух, господин.
— Не может быть! — не удержался от банального ехидства рыцарь.
— Каждый евнух немного врач, а я, более того, в юности учился этому искусству.
— Ну так и что, какое ты хочешь найти здесь применение своим знаниям. Нога моя почти не болит.
— По моему мнению, Черный Магистр не проживет более суток. Я вообще удивляюсь, как жизнь ухитряется теплиться в этой насквозь прогнившей туше.
— Поня-ятно, — протянул тамплиер, в глазах его появились маленькие огоньки.
Симон, между тем, продолжал.
— Можете себе представить, что начнется в крепости.
Это был не вопрос, но бывший комтур счел нужным на него ответить.
— Представляю.
— Паника, развал, разброд. Здесь все держится железной волей Черного Магистра. Когда она исчезнет. ..
— Так, так, чем же это выгодно нам? Мы ведь так или иначе под замком. Мне лично все равно, по чьему приказу меня оскопят. Самого Черного Магистра, или его преемника.
— Мы можем выбраться наружу.
— Как?
— Мы можем подкупить того, кто стоит за дверью и сторожит нас.
— Чем?
Симон замялся.
— Извините, господин, за дерзость, а ваш крест если конечно, он золотой.
— Я свой крест, понимаешь ли…
— Прошу вас еще раз извинить меня, но другого выхода у нас нет. Ваш Бог простил бы вам это прегрешение.
— А ваши кресты?
— Мой брат мусульманин, а я, хотя и крещен, но ношу простой кипарисовый крест.
Бывший комтур потер глаза, потом сказал проникновенно:
— Я тамплиер.
Это прозвучало почти так же странно, как недавнее заявление Симона «я евнух».
— Я знаю, господин.
— Я настоящий тамплиер.
Персиянин промолчал, не зная что ответить.
— У меня нет креста, — пояснил бывший комтур. С этими словами Арман Ги развязал ворот своей рубахи, на волосатой груди имелась только кожаная ладанка и это было все.
Симон тяжело вздохнул, помолчал, потом поднял полу своего халата и начал рвать зубами угол.
— Что ты делаешь? — в ужасе спросил Наваз.
— Что надо, — прорычал Симон, плюясь нитками.
Наконец была извлечена на свет небольшая золотая монетка, лишенная изображения.
— Почему ты сразу ее не достал, негодяй, зачем завел речь о крестах?
— Это не деньги, как вы, наверное, подумали.
— Что же это? — Арман Ги повертел в руках монету, — да, на деньги не слишком похоже. Отвечай же, что это?
— Это горсть родной земли, как сказал бы христианский паладин.