За стенами авиньонского дворца стояла поздняя осень, в покоях Его святейшества, несмотря на пылающую пасть камина и десяток переносных жаровен, расставленных по углам, было прохладно. Климент кутался в подбитую мехом полость, с лица не сходи, недовольное выражение.
— Представляете, какие холода. Что-то будет зимой, — не удержавшись, пожаловался он.
Кардинал не отреагировал на эту жалобу. На нем была простая, суконная хламида без всяких украшений и утеплений, и он не испытывал никакого неудобства.
— Холод не вокруг нас Ваше святейшество, а внутри.
Папа брюзгливо поморщился.
— Знаю, знаю я эту вашу страсть к поучениям. А как умный человек, вы должны были бы знать, что путем говорения правильных слов еще никому не удалось помочь.
Де Прато сухо поклонился.
— Лучше уж говорите о деле. Ведь не без дела же вы явились сюда.
— Разумеется с делом, Ваше святейшество.
— Ну, так я жду.
— У меня к вам два значительных известия.
— Я не буду за вас решать, с какого вам лучше начать, — недовольно пробормотал Климент V и, выпростав руку из-под полости, потянулся к бокалу, стоявшему рядом на изящной кипарисовой подставке.
— Умер император.
Рука папы застыла в полете. Он невольно прищурил один глаз и с надеждой спросил.
— Константинопольский?
— Нет. Умер Генрих VII, император Священной Римской Империи. Это произошло неделю назад в Сиенне.
Климент V откинулся на спинку своего высокого кресла, что-то огорченно шепча про себя. Отчетливо выделить что-то в потоке этого тихого сетования можно было лишь слова «опять все сначала».
— Все сначала, да простит меня Святой Франциск.
Де Прато ответствовал понимающим молчанием. Он даже не спросил, почему воскликновение отнесено именно к этому святому.
Климент, тяжело и раздраженно вздохнув, вдруг проговорил.
— А почему вы никогда не извещаете о своем приезде, почему вы всегда появляетесь неожиданно, что это за неуважительная манера?!
Де Прато наклонил голову, он понимал, что отвечать на эти вопросы не требуется. Речь папская запнулась и возобновилась в виде утробного вопля.
— Тардье!
Спустя мгновение явился секретарь Его святейшества, одновременно куратор его тайной службы. За ним виднелся служка-камердинер с кувшином подогретого вина, на случай если бокал на кипарисовой подставке опустел.
— Слушаю, Ваше святейшество, — ниже, чем обычно, кланяясь, сказал секретарь.
— Пошел вон! — крикнул ему папа. И в смущенно удаляющуюся спину добавил, — бездельник.
Потом Климент V опять обратился к кардиналу.
— Когда умер? Неделю назад?
— Да, Ваше святейшество.
— Это невообразимо, никто ничего не хочет делать. Они думают… Ладно де Прато, это мы оставим. Теперь вот о чем. Надежные ли у вас источники?
— Более чем.
— Более чем что?
— Генрих Люксембург отдал богу душу у меня на руках. И вот я здесь.
Папа заныл как от зубной боли.
— Вы правы, Ваше святейшество, все сначала, но вы ошибаетесь, думая, что все будет как в прошлый раз.
Климент V поморщился.
— А теперь объясните, что вы имели в виду.
— Последний месяц я провел при императорском дворе, но отнюдь не оставлял своим вниманием двор королевский.
— И?
— И могу с уверенностью сказать, что расклад сил и интересов там совсем не таков, как пять лет назад.
Папа все же отхлебнул вина.
— А каков?
— Процесс — вы понимаете о чем идет речь — процесс, который я считал топчущимся на месте…
— Что с ним случилось, с этим процессом?
— С ним ничего, Ваше святейшество, — улыбнулся едва заметно де Прато, — все изменения произошли вокруг него.
— Не ходите вокруг, да около.
— Даже неистовый Ногаре счел нужным отстраниться от прямого ведения дела. А ведь он, как цепной пес, держал своими клыками Орден за глотку.
— Это мне известно.
— Теперь все полномочия переданы церковному суду и главным куратором стал архиепископ Парижский.
— Брат этого выскочки Ангеррана де Мариньи?
— Да, ваше святейшество.
— Эти Мариньи не много ли власти там себе взяли?
— Примерно также думает и брат короля Карл Валуа. И если еще вчера мало кто поддерживал этого крикуна и вертопраха, то теперь он находит все новых сторонников. Многие владетельные лица недовольны засильем простолюдинов. Их раздражает сама идея городских ассамблей. Я получаю подробные отчеты на сей счет. От Жерара де Лендри и Гуго де ла Селя.
Климент снова отхлебнул вина.
— А Филипп, он какую роль играет во всей этой истории? Сейчас.
— Это самая большая загадка, ваше святейшество.
— То есть?
— Король живет почти безвыездно — только на охоту — в замке Мобюиссон под Понтуазом.
Папа нервно рассмеялся.
— Филипп Красивый удалившийся от дел — скорее я поверю в горячий снег, или в то, что человек может летать по воздуху.
Кардинал кивком головы показал, что он придерживается такого же мнения.
— Тем не менее, несмотря на усилия всех моих людей, а это в основном люди наблюдательные и умные, не удается выявить того направления, в котором устремлены новые интересы Его величества. Если, правда, таковые имеются. Не видно никакого его участия в деле тамплиеров. Ему словно бы, все равно. Здесь главный показатель — Ногаре, Пес лучше других чувствует настроение хозяина.
— И чем же, например, это грозит нам? — рассеяно спросил его святейшество.
— Очень может быть, повторяю «может быть», ибо не знаю точно, таким своим поведением Филипп просто хочет устраниться из тамплиерской истории и целиком переложить всю ответственность на церковные власти.
То, что он шесть лет назад арестовал де Мола, забудется, история запомнит тех, кто поставит свою подпись на вердикте о смертной казни Великого Магистра и других генералов Ордена.
Климент V на некоторое время задумался.
— Надо ли это понимать так, что в ходе следствия выявилась полная невиновность тамплиеров?
— Не думаю, что это можно было уверенно утверждать. Впрочем, вы ведь сами читали бумаги.
— Целые горы бумаг.
