состоянии воины с Москвой, пропускает ее посольство Скорее всего, щедрые дары и заверения в покорности сделали своё дело. Далее путешествие продолжалось по Чёрному морю, и уже почти у конечной цели, «яко видети Царьградь», Митяй внезапно разболелся и умер Случайность, стечение обстоятельств или роковая неожиданность прервали Жизнь достаточно молодого, крепкого здоровьем ставленника Дмитрия. Стоит только догадываться.
Ситуация вновь оказалась критической. Московское посольство должно было не только опередить других претендентов — Киприана и Дионисия, — но и любой ценой добиться постановления Митяя в митрополиты. Смерть — случайная ли, или преднамеренная — внесла сумятицу в действия посольства. Возвратиться домой, не выполнив волю князя, значило уступить другим претендентам, а это сулило большие неприятности со стороны князя. Отправиться вновь за советом в Москву — значит, потерять драгоценное время. Нужно было принимать решение на месте. В составе посольства возможных претендентов было три — три архимандрита: Иоанн, Пимен и Мартениан. Последний из числа претендентов почему-то сразу же выбыл. Остались двое. «И бысть промежи ими распря и разногласие, ови хотеша Ивана въ митрополиты, адрузии Пимина. И много думавше промежи собою и яшася бояре за Пимина, а Ивана оставиша поругана и отъринуша и»[200]. Как видим, решающее слово в выборе Пимена оказалось за боярами и в первую очередь, очевидно, за главой посольства Юрием Кочевиным. Архимандрит Иван пытался противодействовать этому решению, причём так активно, что ему «сковаша нозе его въ железа, смириша въ оковахъ нозе его, понеже не единомудрствуетсъ Пиминомь»[201].
В руках Пимена оказались все бумаги, выданные Митяю Дмитрием Ивановичем, в том числе и чистые бланки с княжеской печатью. Послы пошли на обыкновенный подлог: они заполнили чистую грамоту, в которой якобы московский князь просил патриарха поставить в митрополиты Пимена. На что рассчитывало посольство, идя на открытый обман? Ведь в Константинополе всем было известно, что русские прибыли именно для утверждения Митяя; скрыть его смерть и тем более похороны тоже невозможно, рассчитывать на доверчивость собора — наивно. Аргументы были одни — деньги, долговые обязательства и т. д.
Положение самой патриархии было достаточно сложным. В июне 1380 года в синоде состоялись выборы нового патриарха. Им стал Нил, а затем синод приступил к решению проблем русской митрополии. Деньги сыграли свою роль, и патриарх Нил утвердил митрополитом Руси Пимена. Другие претенденты в результате сложных дипломатических интриг, подкупов быстро вышли из игры. Дионисий получил титул архиепископа[202] и на время счёл благоразумным выйти из игры. Киприан, видя проигрышность своего дела, решил довольствоваться малым — митрополитом «малой Руси и Литвы» — и бежал из Константинополя. «И тако поставилъ есть Нилъ патриархъ Пимина митрополитом па Русь»[203]. Константинопольского патриарха русские послы убедили, теперь оставалось самое сложное — чтобы самозванца-митрополита принял Великий князь. Поэтому Пимен не спешит с возвращением на родину, выясняя реакцию московского правителя. А Дмитрий Иванович, получив известие о смерти своего любимца (о той закулисной игре, подлоге совершённом, прикрываясь его именем), был в страшном гневе. С) принятии Пимена не могло быть и речи. Но и митрополия не могла остаться без своего поводыря. Вновь сложная проблема встала перед Дмитрием Ивановичем. Рушились его планы, связанные с Митяем, положение церкви оставалось сложным. И князь решается, казалось бы, на нелогичный шаг. Он приглашает в Москву опального митрополита Киприана. В Киев посылается посольство во главе с Фёдором, племянником Сергия Радонежского, «зовучи его к себе на Москву…»[204]. 23 мая 1381 года в праздник Вознесения митрополит Киприан торжественно въехал в Москву, «князь же великий Дмитреи Иванович прия его съ великою честию и со многою верою и любовию»[205]. Конечно, летописец явно приукрасил это событие («со многою верою и любовию»), но события требовали мирного сосуществования великого князя и митрополита. А через семь месяцев возвратился на Русь и Пимен. Дмитрий Иванович приказал схватить его, отнять у него все знаки митрополичьего отличия и сослал в ссылку в далёкую Чухлому, а сопровождавшее его посольство строго наказал за непослушание: «у одних конфисковал имении, других сослал в ссылку, иных посадил в тюрьму и поверг телесному наказанию, а некоторых предал и смертной казни»[206]. Конфликт церкви и светской власти, казалось бы, закончился.
Мы уделили так много места и внимания «смуте в митрополии», сознательно отойдя на время от предложенной нами же схемы — погодному описанию событий, чтобы в едином отрывке аккумулировать весь сгусток событий, всю драматичность происходящего. Это нисколько не увело нас от основной темы. Наоборот, нам представляется, что со-бытия, предшествующие смерти Алексия, и последующие за этим проблемы руководства русской церкви вытекали из страстного желания князя влиять на церковную жизнь, подчинить её княжеской, светской власти. В тех условиях задача архисложная. Постепенно освобождаясь от опеки старой боярской знати, Дмитрий стремился вырваться из подчинения своего духовного учителя Алексия. И если во взаимоотношениях с учителем-митрополитом Алексием дело решил Бог, взяв поводыря к себе, то последующие события трактовать однозначно сложно. Победа или поражение князя во взаимоотношениях с церковью? Оценку давать не будем. Главное, что события показали силу Великого князя, его способность решать проблемы православной церкви всея Руси. А это сказалось на решении вопросов внутриполитической жизни, тем более что проблем было множество. Поэтому возвратимся вновь к решению государственных задач, стоящих перед московским князем.
Мы уже упоминали, что после смерти Ольгерда в Литве вспыхивает конфликт между его многочисленными сыновьями. Причиной явилось назначение своим преемником Ягайло, сына от второго брака. Старшие братья. считая себя ущемлёнными и имевшими больше прав, не желали подчиняйся Ягайло Русские летописи очень скупо говорят о развернувшихся событиях, хотя для внешней политики Московского княжества дела, происходившие в Литве, имели наиважнейшее значение. Раздоры в клане Ольгердовичей привели к тому, что Литовское княжество, занятое внутренними проблемами, на время перестаёт быть одним из главных врагов Руси. Более того, некоторые из Ольгердовичей ищут защиту у московского князя, становятся его союзниками. Так, «князь полоцкий Андрей, Олгердов сын, зимою прибеже во Псков и сла к великому князю Дмитрию Ивановичу, прося, да сохранит его от братии его, иже хотяху убити. Князь же великий не помня досады отца его, но призва к себе в Володимер и воздаде ему честь многу»[207]. Андрей Ольгердович, старший из сыновей Ольгерда, свыше 30 лет был полоцким князем, подручником отца, в результате конфликта вынужден был покинуть свою вотчину и бежать в Псков, где готов был стать псковским князем. Псковичи вроде и не возражали, но необходимо было утверждение Андрея Ольгердовича московским князем. Переход Андрея под начало Дмитрия Ивановича значительно укреплял позиции Москвы в соотношении с Литвой.
А отношения с Ордой всё больше накалялись. Летом этого года подвергся новому нападению Нижний Новгород одним из отрядов татар. Защитить город оказалось некому, жители разбежались, сам князь Дмитрий находился в Городце, а когда он приехал к городу и предложил выкуп, то татары отказались и пожгли весь город и «оттуда поидоша татарове воюющии, и собраша полон мног и повоеваша Березовое поле и уезд весь»[208].
Но главный удар Мамай готовил не на этом направлении. Собрав большие силы, «воя много», под командованием мурзы Бегича, основной удар предполагалось сделать по Москве, а вместе с этим «и на всю землю русскую», так как в сознании Орды уже укрепился тот факт, что Москва становится основным оплотом, защитницей русских земель. Дмитрий Иванович этот поход предвидел, ожидал и был готов дать решительный отпор. Мы не знаем ни сил противоборствующих сторон, ни то, кто вошёл в состав московского войска, «собравъ воя многы и поиде противу въ силе тяжце» [209]. Помня о событиях предшествующих лет, когда объединённая московская коалиция представляла мощную силу, можно предполагать, что в состав объединённого войска вошли многие из союзников Великого князя. Хотя летопись упоминает Данилея Пронского да окольничего Тимофея, можно предполагать, что в её состав входили и другие князья.
Примечателен тот факт, что Дмитрий Иванович не стал ждать Бегича на границах московского княжества, а предпринял наступательный план, встретив врага на реке Воже в пределах Рязанского княжества, спасая тем самым и его от разорения. Река Вожа стала своеобразным Рубиконом, который долго не решались преодолеть соперники. Дмитрия понять можно. Он оборонял русскую землю. А Бегич медлил, очевидно, потому, что не ожидал увидеть перед собой такую рать. 18 августа 1378 года Бегич рискнул
