Около одиннадцати отправился гулять. Вчера, когда уезжали из Москвы, было 14 градусов, сегодня – уже 6, ночью немного снежило. Где-то на протоптанных в снегу тропинках встретил коменданта Константина Ивановича. Он долго словоохотливо рассказывал, как в этом году грабят дачи. Контингент рыскающих если не сменился, то расширился. Перед самым Новым годом на участки зачастила молодежь, школьники и лицеисты. Им нужны были деньги на праздники. Телевизоры из домов не тащили, с ними много хлопот, но выламывали цветные металлы из всех домашних приборов. Смешной случай: когда охрана схватила малолеток, уже прошедших маршем по нескольким участкам, то приехавшая молоденькая следователь заявила, что в руках ведь у них ничего нет, значит они еще ничего на даче не взяли. Потом выяснилось, что один искатель лома цветных металлов уже попадал в милицию по такому же делу.
Прочиталработу Светланы Коноваловой. Диплом, конечно, жидковат, но меня удивляет, как быстро девочки освоили азы профессионального письма. В течение дня написал отзыв, при этом придумав еще и название для ее повести и для рассказа.
Еще днем, рыдая, звонила Генриетта: отказался от участия в жюри Андрей Смирнов. Как всегда, тут же появилась какая-то третьестепенная кандидатура, вроде художника, ставшего режиссером. Я это дело сразу прервал, предложив в качестве кандидатов Говорухина и Масленникова. Ах, ах, Масленников на нас так обижен! Это с одной стороны, из телефонной трубки. А из комнаты В.С. иное: Говорухин никуда не поедет, он заканчивает сейчас новую картину. В разговоре выяснилось, что везде маленькие забастовки. Людмила Алексеевна бастует, пускай-де звонит Есин, с его авторитетом. Ну, я и позвонил и довольно быстро договорился, Игорь Федорович, конечно, высказал мне свои обиды, но зла долго он не держит – согласился.
К сожалению, у Ксюши, которая пишет и копает, конечно, более глубоко, нежели Света, с дипломом не все в порядке. Ее переполняют видения жизни, рядом с отдельными прекрасными сценами есть какие-то длинные обсказы и слишком много подробностей животного характера. Во время консультации поговорили с ней о сексуальных проблемах в литературе. От этого я торопею, но замечания надо делать.
В конце дня был опять в «Российском колоколе». Наводил кое-какую конформистскую правку в своих дневниках и вставлял в свою статью о Григоровиче фрагменты, выброшенные в «Литературке». Не осмелился только вставить самый последний фрагмент, который, может быть, и несправедлив. О добровольном уходе балетмейстера из Большого мне в статью впарили, по моим сведениями его просто выставили. Еще Покровский описывает ситуацию, когда можно было придти в театр и увидеть на доске объявлений приказ министра о твоем увольнении.
Чуть-чуть не успел домой к приезду В.С. после гемодиализа. Я за нее очень волнуюсь, она потихоньку теряет бытовую ориентацию, путает и забывает слова. Тем более сегодня велики колебания температуры: утром было 3-4 ниже нуля, метель, а к вечеру пошли холода, обещают чуть ли не 20 градусов. Вот тебе и глобальное потепление. В.С. вошла в квартиру минут за десять до меня и не сняла ее с охраны. К нам уже ехал патруль, когда я дозвонился до диспетчера, пришлось объясняться.
Но вот что поразительно: стоит ей сесть за компьютер, и ни тени каких-то сбоев в мышлении. Я поражаюсь ее интеллекту, наблюдательности и умению думать. О похожем случае рассказала мне в институте Маша Зоркая. Ее мать, знаменитая Нейя Зоркая, когда в болезни начала терять память, все равно ездила в институт читать лекции. Она садилась на стул в аудитории и сразу оказывалась прежней Неей Зоркой. Все помнила, за всем следила, все держала в сознании и точно формулировала.
Как все быстро летит, я так зримо помню Валю еще ослепительно молодой, уверенной в себе и решительной. А как она была хороша в сорок лет, когда мы ездили с ней на пароходе по каналам…
Вечером говорил по телефону с В.Г. Распутиным – он обещал подготовить приветствие для фестиваля в Гатчине. Боюсь, что фестиваль уже почти перестает меня интересовать.
Утром Валя вдруг упала возле телефона. Она к этому относится спокойно, как ребенок, тут же как бы забывая, что случилось.
В 11 уехал в «Икею», покупал всякую мелочь и пытался дозвониться до Сережи Кондратова. Если бы кто-нибудь знал, как тяжело быть просителем. Днем читал Рому Подлесских – рассказы его прочел раньше, но вот из биографии узнал, что он полулитовец. Вот рецензия на Романа.