мы вообще с Александром Федотовичем об этом никогда не говорили. Я в таком приподнятом состоянии вышел из издательства, что побоялся: не доеду до дома, руль дрожит в руках. Заехал по-соседски к Юре Авдееву. Ели суши в ближайшем от него кафе, и я все рассказывал, рассказывал, успокаиваясь.
Чтобы не забыть, любопытная выдержка из «Российской газеты». Статья-интервью Альвиса Харманиса, латвийского режиссера, в этом году получающего «Золотую маску». Его мысль обжигающе похоже на то, что я сам думаю об искусстве:
Я полагал, что семинар пройдет скучно. Оксана Гордеева опять написала очень насыщенный и полный материал «Фотографа», где действуют три героя и много чего, что сопровождает нашу жизнь. Есть замечательные сцены с рядом кавказцев, торговцев наркотиками. Потом в своем воображении героиня видит, как ангелы поливают их горящей серой. На обсуждении наши студенты, воспитанные телевидением, говорили о политкорректности. Все недостатки Оксаны идут от ее достоинств, от стремления вложить в материал как можно больше проблем. Ребятам показалось, что кое-что здесь распадается, но это не совсем так. Материал полный и интересный от рождения. Я долго рассказывал ребятам о трех спектаклях, которые видел в последнее время. Мысль такая: если сравнить фабулы повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие», «Трех сестер» Чехова и даже «Униженных и оскорбленных» Достоевского, то окажется, что везде неестественность, везде литературщина, везде жизненная неправда. Особенно этим отличается Достоевский. Содержание и высокий смысл всех этих сочинений составляет комплекс морально- нравственных проблем, которые писатель внедряет в сознание своего пользователя. На фоне этого зачина разбор «Фотографа» пошел легко и содержательно. На занятии отсутствовало 10 человек, я передал список в деканат, пусть сначала поувещевают они.
Экспертный совет прошел очень быстро, вел Надиров, а он всех знает и особенно не мелочится. Интересным оказалось другое. Нам раздали список, так сказать, регионов, из которых исходили пожелания наград. Здесь выяснилось, какая зависть по отношению к человеку, который мог бы выделиться, царит в провинции. Я не верю, что там так пусто, но любой человек со званием или наградой из Москвы уже потециальный «враг», «доноситель» на местные беспорядки. Это человек, который уже может если не утвердить, то хотя бы продемонстрировать свое видение мира.
Но существует еще и другое – невероятный бюрократизм, который нас всех съедает, пожирая наше время.
Вечером ходил с Вилли в «Современник» и получил письмо от Марка.
Вечером, воспользовавшись тем, что Витя был дома, пошел с Юрой Авдеевым на «Мадам Бавари» в Театр им. Пушкина. В спектакле играет дочь одного из Юриных приятелей, Саша. Ее отца я знаю – это режиссер Урсуляк, человек невероятно талантливый, чей последний фильм по Трифонову не получился лишь потому, что устарела проблематика. Что сказать о спектакле? По крайней мере, он на голову выше увиденной вчера «Дамы с камелиями» в Театре «Современник», Актеры, большинство молодые, работают замечательно. И, безусловно, Саша Урсуляк талантливая актриса. Несколько путаная и абстрактная режиссура Аллы Сигаловой, жены главного режиссера Козака. Однако зал с удовольствием смотрел, и было на что: два раза показали обнаженную женскую грудь и раза три, хотя и условно, соитие. Но вот какое пришло мне на ум соображение: для сцены, на которой эту самую роль играла легендарная Алиса Георгиевна Коонен, нужно было что-то другое, где женская прелесть и человеческое обаяние покрыли бы и супружескую неверность, и женскую преступную расточительность. Я, кстати, вспомнил, что когда вышел роман Флобера, то даже состоялся суд по обвинению писателя в порнографии. Ничего, конечно, не доказали. Но вот этот спектакль, боюсь, все же «про это».
Когда пришел из театра, В.С. мирно спала.
В парадном костюме я сгонял в Общество книголюбов за адресом для Б.Н.Т., вернувшись, вместе с Замшевым выпил кофе, прошелся по залу, и тут раздался телефонный звонок. Это В.Г. Безрук из диализного центра: фельдшерица «скорой помощи» отказалась везти В.С. домой, она не так уж хороша. Врач предложил устроить ее двумя этажами ниже, в неврологию, если я не смогу сейчас приехать. Предупредил, что практически В.С. придется нести на руках. Я понял, что одному мне не справиться, да и был-то уже не в том состоянии: руки затряслись, никак не мог попасть на телефоне в нужную кнопку. Помог Витя, он немедленно прискакал ко мне, и вместе мы отправились в 20-ю больницу.
Все повторилось, как уже было. В.С. с блаженногой улыбкой сидела на 7-м этаже в холле. Я успел даже просмотреть и холодную отписку фельшерицы. В.Г. сразу же мне прокомментировал: ей не хотелось на кресле везти В.С. до машины, и она не знала, встретят ли ее дома. Я заранее возненавидел эту равнодушную и обозленную на весь мир женщину. По дороге вниз я остановил лифт на 5-м этаже, где в палате на койке уже лежали вещи В.С. Я просто содрогнулся, когда увидел эту палату на шесть или восемь человек, где под каждой койкой мрачно поблескивало судно. Спросил про Дину Ивановну. Она, увы, умерла. Уже по тому, как за нею ухаживала прислуга, как редко навещали занятые родственники, я понял, что ее назначили, как в свое время В.С., на запланированное умирание.
А вот теперь я опять возвращаюсь к формуле «как уже было». Через десять минут после того, как мы с трудом внесли В.С. в квартиру, раздели и посадили в кресло, она встала и медленно, но своим ходом, пришла на кухню. Ну, что за женщина!
Среди занятий целый день пытался растормошить В.С., она уже самостоятельно передвигается по
