Заголовки статей и нескольких книг, которые все время крутились в фильме перед началом вечера, который я успел посмотреть, меня не убедили. Оригинальная масса собственных вещей слишком мала, но иногда цепкость делает чудеса.

Дорогой Марк!

Ну, кто же мог предположить, что Вы напишете полный ответ за четыре дня, а Ваше письмо лежало у меня на связи уже с 10-го числа. А потом я не то что десять дней обдумывал ответ, а просто крутился в бытовых неурядицах, иногда почти трагического характера.

По поводу Вашего лицемерного вопроса – будет ли мне интересна Ваша книжка. Да мне в этом мире всё интересно, а особенно книжка по этому вопросу, да еще при том, что я знаю историю ее создания! Если мне не изменяет память, а вернее – интуиция, она и возникла в известной полемике со мной, «антисемитом». У нас ведь, в российской культуре, сложилось так: если выскажешь личную пристрастную точку зрения, что Мандельштам, скажем, лучше Пастернака – уже антисемит. Напишешь наоборот – антисемит вдвойне. Так что книжку жду, прочту и отреферирую.

Опускаю все Ваши похвалы – хвалят меня в нашей либеральной стране нечасто, и поэтому Ваш сюжет уже перекочевал в мой Дневник. Все Ваши поправки я, конечно, учту, хотя многое было замечено моими товарищами при параллельном чтении. Теперь относительно – и это тоже интересно –судьбы романа. На этот раз он, кажется, будет печататься одновременно в трех журналах с разной периодичностью, а когда я окончательно его вычитаю, полагаю, будет напечатан в Америке. Но это не исключает большой толстой книги, которая выйдет в Москве в очень серьезном издательстве, причем здесь возникает некий артефакт: я собираюсь напечатать роман в одном томе с Дневником за 2005 год, когда я, собственно, и начинал этот роман, по крайней мере читателю станет ясно, что меня на него подвигло. Первую страницу я написал 17 июля 2005 года и поначалу роман назывался очень просто – «Писательница». Что касается заголовка, то во многом я с Вами согласен, но живем в коммерческоевремя, и еще раз воспользоваться заголовком из Бориса Леонидовича не удастся. Но вот что касается «повествования места» – в набор пошло именно это жанровое определение.

Обнимаю Вас и Соню. Особых подробностей не пишу, наверное, пришлю кусок Дневника, и тогда всё будет ясно.

Ваш С. Есин

В субботу днем, пока В.С. на диализе, ездил за кольцевую дорогу в магазин «Оби». Мне интересно было посмотреть сауну для дачи в Сопово. Я бы поставил ее в кухне, и тогда зимой, когда в Обнинске выключают свет, можно было бы жить здесь и даже получать маленькие зимние удовольствия. Ведь отчетливо понимаю, сколько мне лет, чем и как болен, и отсюда, что кино скоро может закончиться. И все же что-то прикидываю и пытаюсь усовершенствовать свою жизнь. Плюнуть на все, поехать в Париж и быстренько прогулять завалявшиеся две тысячи долларов! Было и еще неожиданное впечатление от этого огромного магазина: когда видишь стеллаж с тысячью разнообразных дрелей, или короб, в котором несколько тысяч каких-нибудь сковородников, понимаешь как нас, жителей, горожан и просто народа, много. Глядя на обычную толпу, как правило, этого не понимаешь.

Нигде я так хорошо не сплю, нигде я так много за день не делаю, как в Обнинске. В этот раз я четыре часа работал на участке: ремонтировал теплицу и сажал лук и редиску. А потом долго и восторженно читал книгу Киселева «Кафедра. Профессорские розы». Делаю пометки и обязательно напишу рецензию.

23 апреля, понедельник. В метро опять – дело весеннее, пора думать о поступлении в вузы – появились молодые люди с плакатами «Дипломы», «Аттестаты». Я всегда думал, что если бы государство наше хотело навести порядок и уничтожить мафиозностъ, связанную со справками, видами на проживание, дипломами, отсрочками среди призывников, поддельными завещаниями – то достаточно было бы просто пройтись по вагонам метро и списать все эти объявления. Но государство не хочет, потому что со всего этого «государевы люди» что-то имеют. Или вернее так: не хочет не государство, а правительственная клика. Ведь теоретически «государство» и «правительство» – абсолютно разные понятия, так же как «государство» и «самодержавие». Государство – это общая жизнь народа; у власти всегда были конфликты с государством, а теперь правительство и аппарат, представляющие собой государство, слились воедино, обеспокоены лишь собою и собственным благом, до народа им нет никакого дела.

Утром сразу поехал на работу, а потом в «Юность», отвез дискетку с текстом романа. Потом пошел на научную конференцию по телевидению в Институт искусств, где работает Инна Люциановна. Дело даже не в том, что там выступал с докладом С.П., а в том, что когда я рассматривал программу конференции, целый ряд докладов меня заинтересовал.

Со спокойного ритма меня чуть не сбило два обстоятельства. Первое – утром в доме отключили свет, а оставлять В.С. без электрочайника и высокочастотной печки, где она может что-то подогреть, то есть оставлять ее один на один с газовой плитой было бы опасно. Утряслось одно, а уже по дороге позвонили из Авторского общества: президиум совета состоится сегодня в 16.30, явка обязательна – какие-то срочные дела.

На конференции успел послушать замечательный доклад С.М. Макарова, доктора искусствоведения, по цирку на телевидении. Он рассказал о тех передачах, в которых показаны звезды телевидения, пробующие себя в цирковом искусстве. Было смешно и в то же время трагично, потому что на телевидении полно всяких подмен, а трагично из-за того, что телевидение считает нас, зрителей, простофилями, которым можно подсунуть и фуфло.

Кое-что пропускаю – специфически телевизионное и слишком популярное. С блестящим, на мой взгляд, докладом выступил С.П.: «'Видеоуниверсум» как источник интертекстуальности в произведениях современных английских писателей». Здесь был показан как бы общекультурный фон нашей и зарубежной литературы, на котором разворачивалась ничтожностъ телевидения. Мне даже показалось, что на телевизионном фоне, о котором рассказывал С.П., наше телевидение, в отличие от английского, – телевидение воюющей страны. Действительно, если мы воюем, то воюем со своим народом, потому что крутим и крутим ему голову в надежде обмануть, превратить в массу. В общем, с русским народом дело обстоит не так просто.

В РАО символический пожар по поводу давно назревавшего конфликта. Это связано с существованием уральского филиала и особыми обстоятельствами его возникновения. Как мне кажется, здесь старые откаты и особые отношения у побывавшего уже в суде прежнего руководства. Некая самостоятельная охранная структура заодно собирает и взносы Общества, при этом ее руководитель снимает за немыслимые деньги помещение у себя же. Причем, в офисе сидит восемь человек, а инспекторов, собирающих деньги, семь. Естественно, нерентабельно, а приводить все в норму свердловчане не хотят. В ответ на попытку проверки из центра ответили театрализованной «забастовкой». Ситуация похожа на то, что постоянно происходит в России. На президиуме совета приняли решение о закрытии филиала и ликвидации его имущества. Народу было немного: Эшпай, который, как всегда, что-то гениально рассказывал, Саша Клевицкий, Олег, юристы, С.С., его заместители и Вера Влад.

Вернувшись в институт, во дворе увидел М.О. Чудакову. Радостный подошел к ней, но она сказала: «Мне трудно говорить, полчаса назад умер Ельцин». Это, конечно, главное, коренное событие дня. Ехал домой с включенным «Маяком». Пока выступали все «свои», призванные соратники: Крашенинников, Немцов, Волчек, Марк Захаров. Сейчас, когда Ельцин мертв, отношение к нему меняется. О мертвом или ничего, или только хорошо. Все говорили об интуиции, демократии, которая пришла с этим персонажем, и о свободе. Верю, что для Захарова и Волчек свободы не хватало, мне и так было ее достаточно, хотя спросите: хотел бы я жить «там» или «здесь», я бы ответил «здесь». Но Ельцин виноват в обличии этого «здесь». Сколько он всего бросил в распыл своему самолюбию и своему карьеризму. Он так душил даже все лучшее, что было в стране советского, будто хотел, чтобы все забыли, что сам он порождение этого советского строя. Мы все говорим об «американской мечте», но что может быть выше «мечты русской» – крестьянский неграмотный отрок становится президентом. Немцов, как бы набрав в легкие воздуха, говорил о том, что режим Путина уничтожает все лучшее, что принес с собой Ельцин. Немцову мало свободы, везде он видит цензуру. Я тоже вижу цензуру, но экономическую, этническую, групповую и с нею связываю таких приятелей Нецова, как Сеславинского и Григорьева.

Парадоксально, но точнее всего о личности Ельцина в ее трагических для народа чертах, говорит

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату