неподходящие к случаю мысли, тщательно отжал и выбросил их из головы.
Алиса поздоровалась еще раз, и мы пошли рядом по аллее.
— Я обманула вас, — сказала она коротко, — я знаю, где моя дочь.
— Да?
— Да. Поймите меня правильно, я связана с людьми, которые... я не знала, что я могу вам рассказать, что нет.
— А теперь вы посоветовались и узнали, что именно можете рассказать.
— Да, именно так. Уж извините. Я прежде всего мать. У меня отобрали ребенка. Вы понимаете, что отобрали силой, нечестным, незаконным путем?
— Понимаю, — мягко сказал я, — мне многое стало понятно при разборе этого дела, не сомневайтесь.
— Я много лет пыталась искать справедливости. Куда только не писала... даже президенту России. И Меркель писала. Я сама пыталась от отчаяния поехать в Германию и хоть украсть Лауру... да, это было неправильно. Но что мне оставалось? Если бы я хоть знала, что Лауре там хорошо... Но я ведь знала, что это за человек! Конечно, такого... такого, что там произошло на самом деле, даже я не могла предположить. Но я знала, что Шефер способен на многое, и что ребенку там будет плохо.
— Зачем вы вышли за него замуж? — я вспомнил Ирину, — хотелось уехать в Германию?
— Понимаете, у меня умерла мама. А тут он, приехал в командировку какую-то... я переводила. Я ничего не соображала вообще. Мне хотелось... умереть, исчезнуть. А тут приличный такой человек, приглашает в ресторан, ухаживал он красиво. Ну и я подумала... уехать — было бы самое то. От всего этого, от города, где каждый камень напоминает... Я уехала, как в тумане. Дура была, молодая. Намерения Шефера поняла довольно быстро... но я уже была беременна. Он как-то по пьяни разоткровеннчался с другом, думал, я не слышу. Мол, на нашей жениться — себе дороже, а так — привез девушку из России, она мне благодарна, живет в приличном доме, ведет хозяйство, родит мне ребенка... И только после этого я стала замечать... какие-то мелочи, понимаете? Пыталась устроиться на работу — Шефер весь исканючился, мол, зачем тебе, не надо. Даже скандал устроил — запретил. Не брал меня на вечеринки. И как со мной там разговаривали... все эти его приличные знакомые.
— Могу представить, — вздохнул я.
— Как будто я... проститутка какая-то. Может, они меня такой и считали? У нас тут фильм был, 'Интердевочка', про проститутку, которая вышла замуж за шведа. Они, конечно, фильм не смотрели, но... тоже считали какой-то такой. Ладно, я терпела. Потом родилась Лаура, я все внимание — на нее. А потом Шефер стал мне скандалы закатывать. И уже открыто говорить, мол, я тебя облагодетельствовал, привез, ты там в грязи, я тебя подобрал на помойке, а ты себя ведешь как принцесса. Я даже не ожидала такого... При родне уже своей такое стал говорить. Словом, я от него ушла. Наверное, это было для него шоком. Но сначала он вроде ничего...
Алиса замолчала.
— Я в принципе знаю, что было дальше, — мягко сказал я.
— Странный вы, Клаус, — вздохнула Алиса, — даже не понимаю, что на меня нашло. Почему-то вам хочется рассказывать... душу изливать. Вы, наверное, допросы хорошо ведете.
— Я не веду допросов, я ведь не полицейский, — ответил я, — не имею такого права. Свидетелей, конечно, опрашиваю, беседы веду.
— Ну ладно. Я не о том. Просто вы спросили, почему я вышла за Шефера. Ответ — потому что была молодая дура. Устраивает?
— Вполне. Хотя вы не были дурой. Это вполне нормальное, естественное поведение для молодой женщины — желание выйти замуж и родить ребенка.
— Да? Ну и вот... этот ребенок, вы знаете, без меня там... а я ведь чувствовала, все эти годы чувствовала, как ей плохо. Здесь, — Алиса прижала ладонь к груди, — и не могла помочь. И ведь еще не знала всего. Понимаете, моя жизнь... эти восемь лет. Моя жизнь превратилась в одну только мысль — как там Лаура... как доченька... Конечно, я как-то выкарабкалась, стала вот даже в институте учиться, ходила в театр, в походы, читала много. Еще один язык стала учить, итальянский. Но без Лауры... И вдруг приезжает такой вот... Люди такие. И обещают мне вернуть Лауру. И они ее... то есть я ее еще не видела, но скоро увижу. На днях.
— Вы им верите на слово?
— Нет. Я уже говорила с Лаурой по... гм... скажем, по скайпу. Видела ее записи. Я ей верю, понимаете? Поймите, я прежде всего мать. Все, что они меня попросят... я все сделаю.
— Понимаю.
Мы миновали первую развилку, с роскошным, только облупленным от времени каменным фонтаном. Народу здесь все еще было много, хотя вокруг аллеи встал мрачноватый сосновый лес.
— Никакого замужа, конечно. Это вранье. Какой мне еще замуж... Этот человек просто помогает мне. И скоро я уеду к Лауре... Просто дела здесь надо было уладить. А вот почему так... я даже не знаю, с чего начать. Все это кажется таким бредом. То, что я до сих пор рассказывала — история жуткая, но в общем, житейская. А дальше...
— Не стесняйтесь, — сказал я, — история эта вся достаточно бредовая. Я могу поверить во многое. Например, вот что такое этот фонд Фьючер?
— Нет, конечно, никакого фонда Фьючер. Это прикрытие. Но... он, этот человек, действительно ездит по миру и собирает талантливых детей. И Лаура попалась ему... ну практически случайно. Не совсем случайно, но... словом, неважно. А вот для чего он этих детей собирает... И не только детей. Собственно, подростков, не маленьких — тех, кого уже можно забрать у родителей и куда-то увезти. Но и взрослых тоже.
— Этакий гамельнский крысолов.
— Да, крысолов. Так вот... Я даже не знаю с чего начать, это звучит, как бред! Я сама не могла поверить, но...
— Не стесняйтесь. К нам прилетели инопланетяне?
Алиса нервно рассмеялась.
— Нет. Всего лишь другой вид людей. И они не прилетели... они жили здесь всегда. Вы ведь образованный человек, вы, наверное, знаете, что было несколько видов ископаемых людей. Много на самом деле. Так вот, кроме сапиенсов, которых мы всегда считали единственными, уцелел и другой вид. Они... другие, совсем другие. Из-за катастрофы, сейчас неважно, какой, но это было много тысячелетий назад — почти все они погибли, как и созданная ими цивилизация. Часть рассеялась среди сапиенсов, внешне они похожи, а сейчас и вовсе не отличаются. Очень небольшое их число всегда жило изолированно. У них есть технологии, до которых мы еще не дошли. Но суть отличия не в этом.
Мы подошли к следующей развилке аллей, на которой стоял памятник, очевидно, космонавтам. Один человек в скафандре сидел, другой стоял рядом с ним, сняв шлем и держа его под мышкой. Каменные взгляды космонавтов были устремлены вперед и ввысь, в небесную голубую даль. Газон вокруг памятника выглядел неухоженным — чертополох, сухостой, серый камень постамента покрылся мхом.
Алиса повернулась ко мне. Голубые глаза теперь увлеченно горели. Она старалась меня убедить.
— В чем же их отличие? — аккуратно спросил я, стараясь не демонстрировать скептицизма.
— Это не сверхлюди, не таланты, не суперинтеллекты. Понимаете... вот если бы все люди, абсолютно все перестали стремиться к первому месту в иерархии. То, к чему призывал Христос: да будет первый из вас всем слугой. Будут последние первыми, а первые — последними. И вот у них... в силу этологических особенностей их обезьяньих предков... нет такого стремления — быть первыми. Они не сражаются за место в иерархии. Не конкурируют. Им это неинтересно, они не понимают даже смысла этого! Если их заставляют конкурировать, они тяжело страдают и в итоге у них это все равно не получается. И секс, — она вдруг осеклась, — ну словом, отношения между мужчиной и женщиной они не рассматривают как один из видов конкурентной борьбы. И их биологически не тянет к разным партнерам, они образуют прочную пару на всю жизнь. Вы знаете, я представила, что было бы, если бы такие люди... если бы только немного пожить среди таких людей! Ведь таких мало, очень мало. Я бы даже не поверила в такое счастье. Но тот человек... этот, который помогает мне — он действительно такой. Понимаете, все идеологии, религии, учения... Все, что было — все это не работает, потому что не может переломить биологической природы большинства. Но у
