третьей попытки – мокрые пальцы все соскальзывали. Зашипев, граната, вращаясь, отправилась через бруствер. Я бросал ее вслепую – немцы уже подошли слишком близко и хоть кого-то, да зацеплю. Едва раздался взрыв, я вскочил и выпустил длинную очередь по мелькающим теням – до немцев уже шагов двадцать. Ничком бросился на землю, снова бросил гранату.
— Найденов, ты, б…, какого еще здесь? — Пантелеев снова меняет ленту.
— Ты мне что, командир? — огрызнулся я, вытаскивая из своей 'разгрузки' новый магазин. Не то, что мне не хочется свалить отсюда. Просто, увидев, насколько близко подошли немцы, я понял, что уже не добегу назад – стоит мне только выскочить из укрытия, как меня пристрелят. Да и Пантелеев без меня не продержится – сектор обстрела его пулемета справа ограничивается мешками и часть немцев оказалась как раз в мертвой зоне. Так что, рвать когти отсюда можно будет только когда отобьем эту атаку. Если отобьем…
— Ну и дурак, — как-то слишком спокойно резюмировал Пантелеев и кивнул в сторону нескольких трупов немцев, занимавших чуть ли не половину нашего гнезда. — Посмотри, там еще патронных ящиков не осталось?
Патронные ящики нашлись. Даже два. А кроме них – еще четыре 'колотушки', одно 'яйцо' и 'маузеровский' карабин с восемью обоймами в подсумках. Гранаты я тут же распихал везде, куда смог пристроить, а на карабин рук уже не хватило – патронные ящики весят прилично.
— Держи! — я подполз обратно к Пантелееву и слова замерли на языке – Пантелеев лежит, уткнувшись лицом в грязь. Второго взгляда, чтобы понять, что он мертв, не требуется. Спустя секунду я выдал такую тираду, что, если бы хоть малая часть тех проклятий, которую я призывал на головы немцев, сбылась – они бы тут же замертво все и попадали.
Отпихнув труп от пулемета, я лег на место Пантелеева. Лег, и, тут же, снова откатился в сторону. Блин, сколько я уже в этом времени? За все это время я так и не удосужился ознакомиться с МГ! А разбираться с пулеметом в то время, как вокруг кипит бой и вот-вот ко мне нагрянут немцы… Ничего, и без пулемета справлюсь! Гранаты есть, в разгрузке – три полных магазина к МП, еще один – в автомате.
Беглый взгляд, брошенный из-за бруствера, выхватил нескольких немцев, залегших всего в десяти метрах от моего укрытия. Самое главное – они смотрели совсем в другую сторону. Пока я сидел за мешками, как мышь в норе, уцелевшие партизаны начали отходить и, обнаружив немцев рядом с бывшей пулеметной точкой, открыли по ним огонь. Если бы их не отвлекли, то, боюсь, я бы еще несколько минут назад присоединился к Пантелееву. Повезло, мать вашу! Немцы отстреливаются от партизан, которые залегли на железнодорожной насыпи и не обращают на меня никакого внимания. Решили, что здесь был только один пулеметчик? Граната упала хорошо – как раз между ближайшим ко мне немцем и его соседом. Первый, заметив угрозу, дернулся, но успел только раз перекатиться в сторону. Второй не успел вообще ничего – он был слишком увлечен боем. Взрыв разметал этих двоих, словно порыв ветра смел со скамейки брошенные там обрывки бумаги. По остальным я, лишь отгремело эхо, прошелся длинной очередью, выпустив весь магазин. Не знаю – попал или нет, но оружие этих немцев замолчало.
— Отходим! — я выпрямился во весь рост и, игнорируя всякую опасность, замахал руками. — Назад, в лес!
Мимо провизжала пуля, заставив меня пригнуться. Но меня услышали. Или не услышали, а сами партизаны пришли к тому, что надо уносить отсюда поскорее ноги. Одна тень метнулась назад, к спасительному лесу. Вторая… Третья… Так и не разгибаясь, я последовал их примеру. Позади хлопают выстрелы, продолжает стрекотать пулемет. То и дело, вокруг, с воем, пролетают пули. Кто-то из бегущих впереди тонко вскрикнул и повалился на землю… Что-то просвистело у самого моего уха… В лес! Подальше отсюда! Словно смеясь над нами, гнилой улыбкой блеснула молния и захохотало громовым раскатом небо. Остатки провалившей задание группы, провожаемые лаем винтовок и треском пулеметных очередей, наконец, свернули с насыпи и вскоре достигли первых деревьев.
— Командир, не ходить туды! — Казик вынырнул из кустов как какой-то перепуганный лесной зверек, спасающийся от охотника. — Нимци, командир!
После трехдневных скитаний по лесу, когда мы, провалив операцию, отрывались от погони, запутывали следы и, только убедившись в том, что, повернув к лагерю, не приведем за собой немцев, направились домой, я уже в таком состоянии, что, вскинув на шорох автомат, тупо смотрю на выскочившего перед нами пацана и пытаюсь сообразить – кто это вообще такой. Хорошо хоть удержал палец на спусковом крючке.
— Нимци, командир! — повторил Казик и тяжело опустился на землю. Не упал. Просто сел, как смертельно уставший, обессиленный человек.
— Где немцы? — я наконец пришел в себя и осмыслил услышанное.
— Там. — Казик указал в сторону лагеря, до которого осталось всего-то около четырех километров. — Вбылы всих, командир…
Последние силы, уже давно подпитывающиеся только упрямством и надеждой на скорое возвращение к своим, покинули меня и я, так же тяжело, как и Казик, опустился на землю. Вокруг столпились бойцы, которых я вел за собой. Все, кто уцелел при неудавшемся налете на железнодорожную станцию и кого я потом, в темноте, разыскал в лесу. Пять человек…
— Рассказывай, — слова внезапно отказались проходить сквозь горло и я только силой выдавил из себя какое-то карканье.
И вот о чем поведал нам Казик. Утром следующего, после нашего ухода, дня, на хутор Чеславин – тот самый, где я снова нашел свой отряд – пришел Максим Сигизмундович. Даже не пришел – прибежал. Такая поспешность и то, что доктор абсолютно пренебрег всякой конспирацией (связь с ним обычно поддерживали через Казика или Славка, которые раз в неделю ходили в Тучин), объяснялись тем, что Максим Сигизмундович узнал о готовящейся против нас операции немцев. В принципе, слушая рассказ Казика, я понял, что к этому все и шло. Слишком много сил сконцентрировали немцы вокруг нас… Наводнившие окрестные села немецкие части – ну не мог враг столько войск держать здесь только для охраны! Прощелкали… Однако, кроме того, что мы, вдохновленные последними успехами, расслабились, как последние идиоты, то, что сведения о готовящейся операции не достигли наших ушей, объяснялось и тем, что немцы держали свои планы в строгом секрете. Даже полицаев к разработке плана не подключали. Они-то, пособники вражеские, и узнали обо всем лишь в последний момент, когда их спешно выдернули из домов перед самым началом операции. Максим Сигизмундович узнал обо всем лишь чуть ранее – на рассвете, за несколько часов до того, как немцы выступили. Узнал случайно, уловив обрывок какого-то разговора немцев. И сразу же, не заботясь о своей безопасности, помчался на ближайшую известную ему точку, где постоянно обретался кто-то из наших. Он сделал все, что в его силах, но… Не успел.
Предупреждение об опасности достигло ушей Митрофаныча практически одновременно с тем, как немцы окончательно замкнули кольцо вокруг лагеря. Откуда-то – слушая Казика, я вспомнил о пропавшем недавно бойце – враг точно узнал, где расположен отряд. В общем, гонец с Чеславского докладывал Митрофанычу практически одновременно с бойцами передовых застав, которые принесли сведения о появлении на лесных дорогах войск противника. Все, что успел командир – только дать приказ готовиться к бою и разослать неприметными тропами гонцов, чтобы предупредить группы, как наша – отсутствовавшие в лагере. Среди них был и Казик. Правда, он должен был предупредить совсем другую группу, но просто не смог пройти в нужном направлении.
— …Там нимцив було, як блох на собаци. — Казик шмыгнул носом и отвернулся. — Я тилькы з-за дерева высунувся, а воны идуть. Густо так – мыша не проскочыть. Я одразу до болота звернув…
Казик наткнулся на цепь, прочесывавшую лес неподалеку от лагеря. Судя по всему, немцы зачищали местность от наших постов и секретов. Пацана они не заметили, а тот вовремя укрылся в практически непроходимом болоте. Оттуда, сначала – сидя по горло в ледяной воде, а потом – укрывшись в каких-то зарослях, Казик и слышал отзвуки боя в лагере.
— …Стрилялы так густо, шо за тою стриляныною ничого й чуты не було. И кулэмэты там строчылы, и автоматы… А з самого початку, до того, як нимци стриляты почалы, наших з минометив накрылы…
По словам Казика, бой длился с самого утра и чуть ли не до полудня. Только когда солнце зависло в зените, стрельба начал понемногу стихать. Вскоре только редкие выстрелы нарушали мертвую тишину леса. В прямом смысле слова – мертвую. Ну, а потом… Из болота он рискнул выбраться только к вечеру. Когда
