Хотя улицы выглядели мрачно, серость и сырость проникли насквозь, повсюду.
Идеальная почва для развития маниакальных депрессий и потери всякого интереса к жизни.
Ни одного шанса из ста, что чья-то раненная душа могла опрянуть и набраться новых сил.
В общем, у моего отца всегда будет много работы…
Мирославу Липку убил не человек.
Ее убил город.
Это он годами мучил ее скукой и безнадежностью.
Вытравил душу, лишил страха.
Это с ним она боролась, употребляя наркотики.
Ему бросала вызов, разгуливая ночами в одиночку.
Но городу этого не нужно.
Городу нужен покой.
– Что дальше, – спросила я Кирилла, когда мы вошли в подъезд моего дома. Он пожелал провести меня до квартиры.
– Побуду немного здесь, и, если ничего не изменилось в расследовании, сделаю покупки и снова уеду за город.
Я мечтательно вздохнула.
– Я уже говорил, – улыбнулся молодой человек. – Пока я там, приезжай, когда вздумается.
– Я занимаю слишком много твоих сил и времени…
– Постой! Что это?
Он резко встал перед дверью моей квартиры и заставил меня отступить на шаг назад.
– Ты ведь запирала дверь?
– Конечно. Что-то не так?
Я выглянула из-за его спины и увидела небольшой зазор в проеме, свидетельствующий о том, что дверь была заперта не плотно, лишь слегка прикрыта. Вслед за этим из квартиры донесся отчетливый звук чьих-то быстро приближающихся шагов.
Кирилл молча оттолкнул меня к стене и загородил собою. Его рука метнулась ко внутреннему карману куртки и я тревожно напряглась всем телом.
Дверь резко распахнулась.
На пороге возникла моя дражайшая мать. Я испустила громкий вздох облегчения.
– Что вам нужно? – Она сходу накинулась на Кирилла.
Его рука опустилась.
Я поспешила выскочить ей на встречу. Мать, завидя меня, сделалась белее белого, чудом не лишившись чувств, и бросилась с объятьями.
– Девочка моя! Я с ума схожу! Мы не знаем, что думать… Всю милицию на уши поставили.
Затем быстро осеклась и, окинув Кирилла подозрительным взглядом, строго спросила:
– Где ты была?
– Может, мы поговорим об этом в квартире, а не здесь?
Она беспомощно развела руками и пропустила нас внутрь. Кирилла, правда, с большой неохотой, оглядывая нежеланного гостя с головы до пят.
– Кто этот молодой человек? – Посыпались вопросы градом, едва дверь за нами притворилась. – Ты была с ним? Где? Почему мы ничего не знали? Что все это значит?
– Его зовут Кирилл, – не поспевала я за ее ритмом.
Мама почти задыхалась, ее руки неугомонно тряслись, я же, напротив, сохраняла дивное спокойствие.
– Ты исчезла на целую неделю! Тебя уже считают безвести пропавшей… Это не похоже на тебя!
– На тебя это так же не похоже. Ты кричишь!
– Что ты…
– Погодите, – вмешался в перепалку мужчина. – Если вы допускаете, что ваша дочь занималась чем- то непристойным…
Мама пригвоздила его взглядом.
– Я вас не спрашивала! Будете объясняться перед прокурором!
– Мам! – Попыталась я смягчить обстановку. – Разве такому тону ты меня учила?
– Я хочу знать, почему ты исчезла и не предупредила, – продолжала она надзирательным тоном. – И была бы безмерно признательна, если бы нас оставили вдвоем.
Ее выразительные зеленые глаза впились в Кирилла, как стальной прут.
Похоже, в пылу полемики мама позабыла все признаки манер и приличий, которыми ее с младых ногтей шпиговала моя неравнодушная к аристократии бабуля.
– Что ж, – кивнул он понимающе. – Если нужно, я уйду.
– Да, конечно, будьте так добры!
Ее откровенная неприязнь нисколько его не задела. Взгляд Кирилла ненадолго задержался на мне и напомнил почему-то сразу три вещи: озеро, огонь и пистолет. Но в нем было только прощальное дружеское наставление, призывающее не забывать о некотором обещании.
И все же сознание того, что он уходит, отозвалось неприятным чувством одиночества и незащищенности.
Мама провожала его испепеляющим взором до самого выхода. Но когда она повернулась, спрашивать стала уже я:
– Как ты здесь оказалась?
– Что? – Она явно не ожидала ни моего вопроса, ни того холодного тона, которым я его задала.
– Как ты сюда вошла, – повторила я терпеливо.
– У меня есть ключи.
– Зачем тебе ключи от моей квартиры?
– Что значит зачем? Если тебе станет плохо…
– Мне не станет плохо!
– Что с тобой? Что за перемены?
– Думаю, все перемены к лучшему. А теперь, пожалуйста, отдай ключи.
Она застыла, не сводя с меня недоумевающего взгляда, подбородок ее мелко задрожал и в глазах заблестели слезы.
– Маленькая моя, что с тобой?
– Мам, послушай, ну не надо, – протянула я устало. – Ну не маленькая я уже давно. Отдай мне ключи, прошу. Так будет лучше, поверь.
– Ты разве не знаешь, как мы переживаем за тебя?
– Все будет хорошо.
Не спеша, будто под влиянием шока, она подала мне небольшую связку ключей. Я отвернулась, чтобы не видеть ее слез. Все выглядело так, словно я отправляю ее на казнь.
Но я оставалась непоколебима.
Пора освобождать себя и родителей от тех страшных оков, которыми мы сами приковали себя к нашей трагедии.
Выбора нет, придется действовать радикально.
– Что он сделал с тобой? – Простонала мать.
– Просто позволил проснуться.
– Как это понимать?
– Теперь, – произнесла я, четко выделяя каждое слово, деликатно выпроваживая ее за дверь, – все будет по-другому…
И нисколько не ошиблась.
Определенно все стало другим!
