Стихотворения

XXX.

И Кадя слушала Петра, раскрыв широко
Испуганные светлые глаза.
«Такой ты добрый, Петр, а сердце так жестоко!
Как будто вечно в нем насуплена гроза…
Со мной ты рад веснe, цветам и счастью,
И счастью знать, что мы кого-то ждем;
Но кроется во всем какое-то бесстрастье,
Какая-то мечта, Бог ведает, о чем…
И часто для тебя я становлюсь чужою,
И часто кажется, что ты идешь межою,
И если бы на ней случайно встала я,
Рассеянно бы ты прошел через меня.»

XXXI.

«Ты не живой тогда, ты только обещанье
Такого же, как ты, которого я жду.
Когда ты далеко, так тихо ожиданье,
Тогда ты весь живой — хожу, ищу в саду
Твоих следов, иду по ним, скучаю
И слушаю твои далекие шаги…
Ты — мой, ты — мой совсем, когда тебя встречаю,
Но — ты пришел, и мы уже далеки.
И только наклонясь к твоим рукам, не зная
Лица и глаз, могу еще, мечтая,
Поверить, что ты здесь, что рядом это — ты…
И рук твоих я так люблю черты!»

XXXII.

«Я верю: вот придет, кого мы ждем, вот — будет
Нас больше, и тогда, и, может быть, тогда
Мой Петр полюбит нас совсем и не забудет,
Нет, не забудет больше никогда!
И так мне радостно, когда он там пихает
Головкой кругленькой… Опять вчера во сне
Я видела его: ножонками сбивает
Пеленку и рассказывает мне
О чем-то ручками. Петр, правда? Он со мною?
Он весь, как ты? Не сказка, нет? Я стою,
И мне позволит Бог, суровый, страшный Бог,
Чтоб мальчик у меня родиться мог?

XXXIII.

„Нет — ты не слушаешь! Ты стал опять далеким,
Ты стал опять чужим!“ И — замолчала. Петр
Вздохнул… Слов не было, и знал, что был жестоким
Без слов… Перед правленьем делал смотр
Досужий надзиратель подчиненным -
Пихал в живот их шашкой, разносил.
На них глядели с любопытством сонным
Прислуга с ведрами, официант Кирилл
С манишкой грязной. Набралось мальчишек,
Стащили у Кирилла из-под мышек
Салфетку и давай бежать, но — в тот же миг
Какой-то парень ражий их настиг.

XXXIV.

Входили через низкую калитку
Во двор, заросший темною травой,
Потом к себе… И с белых стен открытки
Глядели серенькой приветливой толпой.
И, дверь прикрыв, тихонько обнимались,
Потом садились рядом на постель,
И у Петра глаза смущенно улыбались…
Неслышно мальчик им играл на флейте трель —
Он был на тюлевой прозрачной занавеске,
Стоял на розах, был одет по-чешски
И воздух воли колыхал его,
И солнце на стену откинуло всего.

Глава вторая

I.

Всю ночь от солнца голубели сторы,
Всю ночь к востоку плыл не гаснувший закат.
Кострами мутными дымились в балках горы,
И странен был без туч глухих громов раскат.
Болтами тяжкими, огромными замками