Половичок валялся. Клочья сенаВалялись у прясла. Звенело в колесеУ круглой вытяжки на раме. НяняУшла куда-то с Кадей и потомВдруг вынесла, скатав жгутом, как в бане,Одежду Кади, щелкнула замкомИ за стеклянной дверью щеткой сноваЗатыкала по потолку сурово…А Петр, не двигаясь над сереньким крыльцом,Стоял один с унылым узелком.VIII.Как было странно разбираться домаВ ее вещах, как будто умерла,Как будто бросила… Вокруг все так знакомо,Все так попрежнему: открытки, зеркалаИ эти маленькие бедные фигурки.И время страшно много! Петька всталИ по двору слонялся, котик МуркаЗа ним, отряхивая лапочки, шагал.Лег на кровать, увидел на корзинеМатрасик маленький, задумался о сыне,Встал, положил матрасик на кроватьИ неумело стал его стегать.IX.И вспомнил прошлое, когда родился Миша,Ее отец. Он — дед — сидел одинНа антресолях, раздраженно слышалВозню внизу. Какой-то господин,Должно быть, доктор влез к нему, «Verzeihen»Пробормотал и поскорей исчез…Петр стукнул казачка. К крыльцу был подан Каин,И он уже в седло угрюмо влез,Когда вдруг ключница, прозваньем Балаболка,Лицом осклабленным в двери открыла щелкуИ закричала: «Барыне сейчасБог сына дал — весьма похож на Вас».X.И вспомнил, как прехал из ЗамостьяС двумя лосями на подводе, пьянИ весел… Перепробовал все костиСоседу Зоркину, загнав его в капканЗа то, что в лес к нему попал нечайно,Травя волков. Привез его домой,Успевши помириться. ЧрезвычайноБыл удивлен, что в доме маленький. ХромойСеменыч послан был за баснословнымВином, прапрадеда, хранившимся в церковномПодвале. Петр младенца разбудилИ в рот ему вина собственноручно влил.XI.День знойный выдался, безоблачный и тяжкий,Как будто выкован был бледный небосводИз раскаленной стали. Медом кашки,Как медью, пахнул воздух. Жаркий ротРаскрыли галки. Петухи зловещеПророчили далекую грозу,И чуялось — невидимая блещетИ роет молния кривую борозду,И туча крыльями касается далекихХолмов и ждет неотвратимых и жестокихПорывов ветра, и недаром рожьНа поле городском уже тревожит дрожь.XII.Петр подходил к больнице и, казалось,Как будто был не нынче утром, а давноКогда-то здесь. У прясел дожидаласьТелег унылых биржа, и темноРассказывал худой старик в тулупеБолезнь невестки: «Бес в нее вошел…»Сидели на дровах, обмахивали крупыУ лошадей от оводов. Дымок обвелИх от собачьих ножек флером мирным.И по траве, общипанной и жирной,Под чахлые ольховые кустыУшли широкие тяжелые следы.XIII.