зовут и называла ли она вообще свое имя.
— Пойдемте в комнату, там разговаривать будет удобнее.
Она опять усмехнулась и послушно пошла за мной — все молча. Мы расположились на диване, совсем близко друг к другу, это меня немного смущало и сковывало, но еще больше нервировало ее молчание. Зачем же тогда пришла, если ничего не говорит, ничего не объясняет?
— Вы ведь ко мне по делу?
Вздохнула горестно и наконец ответила:
— Разумеется. По нашему общему делу. Вы приняли на себя известные обязательства и теперь должны отчитаться. Итак?
Как же ее зовут? Спросить или имя само как-нибудь выскочит? Ей подошло бы Евгения, но совсем не обязательно, что зовут ее именно так: имена даются в младенчестве, когда личность еще совершенно не проявилась, потому так редко подходят людям их имена.
— Мною была проделана обширная работа, — начал я отчитываться, махнув рукой на ее имя. — Прежде всего, засвидетельствована смерть на дороге. Убийство женщины в белом летнем платье.
— В летнем. Вот-вот. — Она удовлетворенно кивнула. — Вы сделали из этого выводы?
— Какие выводы? — растерялся я.
— Которые напрашивались сами собой. Женщина была в летнем платье, следовательно, фактическая смерть произошла летом. Или поздней весной. Вспомните молнию и статью в газете. Валуев погиб в мае.
— Да… Мне это как-то… То есть нет, я подумал. Вот сейчас понял, что именно так и подумал! И собирался пойти в библиотеку, чтобы найти и эту статью, о смерти женщины. Да, да! Только… не успел. Мне помешали. Вы, наверное, не знаете? — Я с какой-то заискивающей надеждой посмотрел на нее. Мне хотелось перед ней оправдаться, мне хотелось ей услужить и уж ни в коем случае не разочаровать. — Не знаете? Меня ведь самого чуть не убили. Он достал пистолет…
— Не городите ерунды! Хотели бы убить — убили.
— Я убежал.
— От наставленного на вас пистолета? Не смешите!
— Возможно, вы правы, я и сам теперь думаю… но тогда…
— Струсили? — Она усмехнулась, мне стало обидно.
— Ничего и не струсил! Просто…
— Просто испугались? — Она рассмеялась, обидно и очень недоброжелательно. Рассчитывает на помощь с моей стороны, а сама… Возьму и откажусь, что тогда?
— Не откажетесь! — прочитала она мои мысли. — Потому не откажетесь, что, во-первых, вам будет стыдно, потому, во-вторых, что я вам нравлюсь, и, наконец, потому, в-третьих, что просто не имеете права: во всех этих ситуациях виноваты вы один.
— Чем же я виноват? Я даже не понимаю, какое отношение они имеют ко мне.
— А вы попытайтесь понять. Впрочем, это одно притворство — ваше непонимание. Тоня, ваша сестра…
— Замолчите! Она ни при чем!
— Еще каких-нибудь полчаса назад вы были другого мнения, обвиняли себя в ее беспомощном положении. Ведь из-за вас она…
— Нет! Замолчите! Я не виноват! Мне тогда было всего двадцать лет, я еще не знал… не умел… не мог… Я учился на третьем курсе, и ничего… совсем ничего не было!
— Ваша совесть лучше вас знает и помнит. Да что там, и вы прекрасно знаете и помните, только не хотите себе до конца признаться. Ну, не важно. Вернемся к нашему делу. Итак, вы испугались и не пошли в библиотеку, закрылись в квартире, как тогда, перед своей болезнью. И даже подумали, что на работу, на свою новую работу больше не пойдете никогда, и, значит, фактически отказались от продолжения нашего общего дела — дезертировать хотели?
— Нет, не хотел… Или хотел… Да, хотел! Вы не имеете права настаивать! Быть курьером не так-то и просто. То есть я не всегда могу найти в себе силы продолжать быть курьером.
— Лучше снова сойти с ума?
— Курьерство — не выход! Курьерство — еще более опасный путь, как оказалось. И наконец, я…
— Программист? Слышали, слышали! Да все эти ваши программы не стоят ничего. Над вами же откровенно смеялись!
— Мне было все равно.
— Возможно. Вы нашли простой выход — ушли от всего мира, закрылись в квартире, предались безумию уже без помех. И если бы не ваш друг…
— Ах да! Алекс! Он же сейчас придет! Черт!
Я совсем о нем забыл, и если бы она не напомнила… Но как же нежелательно сейчас ее присутствие! Он вернется с минуты на минуту. Как объяснить Алексу, кто она такая? Надо ее услать, и поскорее.
— Простите, вы не могли бы… — начал я, но она меня перебила:
— Вам не стоит обо мне беспокоиться. Вам вообще ни о чем не стоит беспокоиться. Сосредоточьтесь на деле, а остальное несущественно.
Услать ее не получится, но, может быть, она согласится спрятаться? Я оглядел комнату: стол, два стула, кровать, диван, на котором мы с ней сидим, — спрятаться совершенно негде. Раньше здесь стоял шкаф, но я его вынес в прихожую. Ну и пусть посидит в прихожей, в шкафу, так даже лучше, не будет подслушивать наши разговоры: мне предстоит рассказать Алексу, что со мной приключилось… Прекрасно! Пусть посидит, а потом, когда рассказ мой закончится, можно ее извлечь, представить в качестве доказательства.
Я хотел встать с дивана, чтобы начать осуществлять задуманный план, но почему-то не смог — диван меня словно удерживал невидимыми присосками. Ладно, можно и сидя. Повернулся к женщине — как же ее зовут, называла она свое имя или нет? И тут услышал шаги в коридоре — Алекс вернулся, я не успел.
Дверь в комнату медленно открылась. Женщина засмеялась. Я судорожно стал придумывать объяснения. Алекс появился на пороге, в руках он держал какую-то нереально огромную бутылку водки. Как же мне объяснить?…
— А, привет! — Он улыбнулся женщине — не мне, а именно ей. — Ты уже здесь?
— Ага! — Она весело ему подмигнула. — Успела, как видишь, раньше тебя.
— Вижу, вижу! — Он бухнул бутылку — да нет, бутыль вроде тех, в которых развозят питьевую воду, — на стол. — Выпьем?
— Не откажусь. — Женщина пересела с дивана на стул возле стола, на другой сел Алекс. Он разлил водку по стаканам — когда он успел их принести? Они выпили, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Я хотел встать, возмутиться. Я хотел встать и присоединиться к ним. Но диван не отпускал, просто не давал пошевелиться. Тогда я с силой рванулся — и открыл глаза. Передо мной стоял Алекс и с интересом меня разглядывал. В руке у него была бутылка водки — обыкновенная бутылка, вполне нормальных размеров.
— С добрым утром! — Алекс добродушно рассмеялся.
— Ты? Черт! — Я потер лоб, плохо соображая. — Ты один?
— В смысле, один?
— Женщина… — Я оглядел комнату.
— А! Так ты же сам отказался. Но если хочешь, можно ей позвонить. Уверен, она не откажется прийти. Вообще я рад, что ты наконец… — Он вытащил из кармана телефон. — Звонить?
— Нет, подожди! — Я опять потер лоб, тряхнул головой — мысли никак не хотели приводиться в порядок, и туман не рассеивался. — Откуда ты ее знаешь?
— Ну… я уже не помню, познакомились где-то. Где же? — Алекс задумался.
— В библиотеке? — подсказал я.
— Почему в библиотеке? — Он озадаченно на меня посмотрел.
— Она работает в библиотеке.
— С чего ты взял? Ни в какой не в библиотеке! В магазине она работает. Ну да, там, наверное, я с ней
