приглашенный. Или не по ошибке…
— Бесполезно, — проговорил сосед. — Он все равно войдет. Или она.
Она? Ну, так и есть — ловушка. Галина наняла убийцу (или договорилась с любовником) и сейчас войдет, чтобы обличить своего неверного мужа: день рождения шефа, говоришь? Ехидная змея! Она же знает, что суда он не вынесет.
— Она? Кто она? — закричал он шепотом в отчаянии.
— Пожилая или молодая, — непонятно объяснил тот. — Осталось две женщины.
Две женщины? Нет, тут что-то не то.
В дверь между тем стали стучать — дверь, не запертая на замок, открылась, и вошла совершенно незнакомая женщина лет пятидесяти. Робко вошла, совсем не так, как входит обличительница. В руке у нее был букет ромашек.
И началось что-то совсем необъяснимое: гости прибывали, с цветами — все они были приглашены на день рождения, но никто (кроме Анны, сестры) не был знаком с Ингой, этой мертвой девушкой, не его любимой. Как выяснилось, они тоже и в глаза ее не видели. На какой-то момент Станислав совсем успокоился: не он один угодил в ловушку, даже при самом плохом раскладе будет лишь одним из подозреваемых — одним из шести. Но приехала милиция — и от его спокойствия не осталось и следа.
Его допрашивали дольше всех, используя весь арсенал их иезуитских приемов. Конечно, он врал, но не потому, что преступил закон, не потому, что был замешан в убийстве, а потому, что правду рассказать невозможно, нельзя допустить, чтобы эту правду узнала жена.
— … и я подумал, что это Инга Петрова, моя одноклассница…
— У вас с ней были близкие отношения?
— Нет, что вы! Какие отношения! Мы даже в школе недолюбливали друг друга.
— Зачем же тогда пришли?
— Ну… — Он совсем запутался, не знал, как отвечать, и очень боялся. Капитан смотрел на него так, будто не просто подозревал, а нисколько не сомневался, что он и есть убийца. — Я подумал, что день рождения — только повод, на самом деле это что-то вроде встречи друзей.
— Пригласительный при вас?
— Нет! Я… его потерял. — Открытка лежала у Станислава в кармане, но признаваться было нельзя: во-первых, текст никак не соответствовал официальному тону обычного в таких случаях приглашения, во- вторых… нет, никак нельзя было признаваться.
— Понятно. А какие отношения вас связывали с пострадавшей, с Ингой Бобровой?
— Да никаких! Я не знал ее…
— Странно.
— Это какая-то ошибка! Меня пригласили по ошибке!
— Мы это выясним. — Капитан что-то записал и посмотрел на него с отвращением. — Какого пола ребенок?
— Мальчик, — не успев ничего сообразить, быстро сказал Станислав.
— То есть вы видели ребенка раньше?
— Да не видел! С чего вы взяли?
— С того, — капитан улыбнулся, — что, кроме вас, никто не смог ответить на вопрос, какого пола ребенок. Отсюда следует…
— Ничего отсюда не следует. Я так сказал, просто предположил.
— Предположили? Вы ответили слишком уверенно. У вас, значит, были основания…
— Не было! Я… Все говорили: ребенок, ребенок, — вот я и подумал, что мальчик. Я не знал Ингу Боброву, правда. И ребенка ее никогда не видел. Почему вы не верите?
— Верю. — Капитан немного помолчал. — Мальчик Бобровой — ваш сын?
— Нет, что вы! — Станислав был готов заплакать.
— Что у вас в пакете?
— В пакете? В каком пакете?
— Вы ведь пришли с пакетом? — Капитан прищурился. — Тот синий пакет в прихожей ваш?
— Ах да, я и забыл. — Станислав вздохнул с облегчением: ничего страшного. — В пакете игрушка. Подарок…
— Вашему сыну?
— Да не сын он, совсем не сын!
— Однако только вы пришли с подарком ребенку. — Капитан опять помолчал, не спуская с него пристального взгляда. — Рассказывайте.
— Что рассказывать?
— Когда познакомились, при каких обстоятельствах… Все рассказывайте.
Рассказывать? Да ведь это совершенно невозможно рассказать, взять вот так и вынести на милицейский суд любовь всей его жизни, поведать, что у них с Ингой родился мальчик… Нет, этого никак нельзя! Да и при чем тут его Инга? Она не имеет ничего общего с этой убитой. Невозможно рассказывать, но и молчать тоже нельзя. Этот дотошный капитан так от него не отстанет, впился, словно клещ, все, даже игрушку приплел, и не скрывает нисколько, что он у них подозреваемый номер один, да что там, единственный подозреваемый. Единственный из шести. И ни капли не верит. И не поверит ничему, даже если в самом деле рассказать ему правду.
— Ну? Начнем? — Капитан достал чистый лист бумаги, положил перед собой, словно хотел показать: все, что было сказано до этого, — не имеет значения, а сейчас он ждет настоящего признания. Признания в убийстве. Но ведь это абсурд!
— Это абсурд! — закричал Станислав. — Я никогда не видел раньше эту девушку. Я попал сюда по ошибке. Это какая-то путаница. Или розыгрыш.
— Розыгрыш? — взвился капитан. — Убийство — розыгрыш?
— Я не то хотел сказать, — растерялся Станислав. — Не убийство, а то, что я… Цветы и игрушка не повод, чтобы записать меня в убийцы. Да и все принесли цветы, ведь это естественно — прийти на день рождения с цветами. Я не убивал!
— Ну, ну, ну, успокойтесь. — Капитан протянул через стол руку и похлопал его по ладони. — Разве я говорил об убийстве?
— Вы!.. — выкрикнул Станислав и задохнулся. — Вы совсем мне не верите, — жалобно закончил он.
— Так как же вам верить? Лжете, юлите, путаетесь на каждом шагу.
— Я ее не убивал.
— А я вас и не обвинял. Просто просил рассказать обстоятельства вашего знакомства с Ингой Степановной Бобровой.
— Да ведь я… — Нет, этот кошмар никогда не кончится. — Я не знал никакую Ингу Боброву.
— Другими словами, вы отрицаете знакомство с потерпевшей? — подчеркнуто спокойно и вежливо проговорил капитан.
Эта внезапная вежливость испугала Станислава даже больше, чем прежний напор. Словно в зале суда, подумал он, когда все и так ясно, когда приговор вот-вот объявят.
— Отрицаю, — равнодушным от безнадежности голосом сказал он.
— Тогда ответьте на простой вопрос. — Капитан постучал по столу ручкой, словно судья молотком, призывая к вниманию. — Почему Боброва вас пригласила?
— Не знаю, не знаю.
— И какое отношение имеет к этой ситуации Инга Петрова, на которую вы ссылались?
Какое отношение? Черт! Ну как ему объяснить, что никакого?
— Она моя одноклассница.
— Да, вы говорили. Но как вы объясните, что вместо Инги Петровой оказались у Инги Бобровой?
Глухая, непробиваемая стена. Он не тупой, нет, этот капитан, он просто над ним измывается.
— Да я же вам рассказывал.
— Рассказывали, — капитан издевательски улыбнулся, — но ведь я хочу, чтобы вы рассказали правду.
