И кстати, на день рождения вы были приглашены один или с женой? Она вообще в курсе, что вы здесь?
Он садист, капитан, но нужно выдержать. Он хочет довести его до истерики, но нужно взять себя в руки, все тело, всю душу сжать в кулак и выдержать, не поддаться.
— Нет, приглашен я был без жены.
— Но она, конечно, в курсе, что вы ушли на вечеринку к своей… знакомой?
— Нет, не в курсе.
— Почему?
А что, если его попросить? Рассказать об их с Ингой — с той, с настоящей — любви и попросить ничего не говорить Гале? Ведь мужик же он, в конце концов, хоть и сволочь. Мужик мужика в такой ситуации всегда поддержит.
— Не в курсе. — Станислав просительно посмотрел на капитана. — Видите ли, я… Вы не могли бы… Я хотел бы вас попросить…
Ах, да что там попросить — вымолить сохранить тайну исповеди. Да, он расскажет ему свою тайну, но пусть капитан тоже проявит хоть каплю понимания.
— О чем попросить? — Капитан так проникновенно посмотрел ему в глаза, такой это был человеческий взгляд, что Станислав решился и все ему рассказал. Всю историю своей пожизненной любви. Капитан слушал с большим интересом, сочувственно кивал, поддакивал, прицокивал языком. Он слушал как товарищ, почти как друг… Ну разве мог Станислав ожидать под конец такой подлости?
— Я бы очень вас попросил ничего не рассказывать моей жене. Вы меня понимаете? Ведь это возможно?
— Это абсолютно невозможно! — отрезал капитан, словно, размахнувшись, со всей силы ударил. — Нам необходимо будет встретиться и с вашей женой, и с… Ингой Петровой.
Услужливый дурак его ангел-хранитель, суетливый тупица. Это он прямиком привел его в ад. Подслушал желания, которые ему самому были еще не ясны, тут же исполнил и оберег от страданий. И обрек на кошмар. Да, он хотел, чтобы умерла Инга, хотел, хотел, теперь это совершенно очевидно. Когда получил приглашение и узнал, что у них ребенок, когда представлял счастливую жизнь втроем и понимал, что она совершенно невозможна, когда покупал цветы — все это время хотел ее смерти, только слишком уж страшное было желание, потому не мог себе признаться. Хотел ее смерти, потому что Инга со своим ребенком нарушала его такую накатанную, такую спокойную жизнь. Потому что счастье с ней было невозможно, а раз так, то ее появление, кроме страданий, ничего принести не могло. Потому что Галя рано или поздно узнала бы о его запретной связи, потому что… Он хотел смерти Инги — и она умерла. Ему слишком тяжело было бы пережить ее смерть, потому что любил он ее действительно по-настоящему, — и умерла не она, другая Инга. Ангел-дурак произвел замену — ангел-дурак погубил его. Теперь получается, что он, Станислав, в самом деле убийца. И прав был вчерашний капитан, и правы будут судьи, которые обвинят его. Суда ему не пережить, а тюрьмы и подавно. Но это неизбежно. Если человек невиновен, у него есть еще надежда спастись: он точно знает, что не убивал, значит, при благополучном исходе и следователи смогут до этого докопаться. А так, а теперь…
Инга прислала ему приглашение. Он обрадовался, он испугался. Он стал мечтать о жизни с ней и сыном, он стал вынашивать мысль о ее смерти. Нет, он тогда об этом не думал, даже не подозревал, что думает, но теперь знает точно: так оно и было. И потому не поехал к ней на час раньше — да-да, потому, потому, нечего отказываться, нечего оп равдываться тем, что не знал и не думал. Ему была выгодна ее смерть. Ему было выгодно, чтобы пропал ребенок. Ангел подслушал его мысли и их устранил, а потом обезболил — произвел подмену.
От всего этого можно сойти с ума. Голова горит, и лица, лица стоят перед глазами: все эти вчерашние гости, капитан и обе Инги — его, живая, и эта, мертвая, подставная. Кто же все-таки прислал ему приглашение?
Галя ушла на работу, не сказав ему на прощание ни слова. С Галей вчера произошла молчаливая ссора. Когда он вернулся домой — поздно, поздно, ужасно поздно! — она не вышла в прихожую встретить его, сидела смотрела телевизор. Он хотел объяснить… но не решился. Да она, конечно, сама уже все знает. И теперь молчит, все молчит…
Кто же прислал приглашение? Его Инга или та, другая? Он все сбивается с мысли, а ведь это самый важный вопрос. От него зависит… Он забыл, опять забыл, что от него зависит. Потому что лица… Ужасно мешают. Тонкие брови капитана, неестественно тонкие, по-женски тонкие, будто выщипанные, сдвигаются в одну сплошную линию, он хмурится. Нет, он смеется. Над ним смеется:
— Да разве можно всю жизнь любить одну женщину? Которая к тому же знать тебя не хочет?
Нельзя, безусловно, нельзя. Женщину, которая тебя знать не хочет, которая тебя так мучает, всю жизнь мучает, можно только убить. Ну, или пожелать ей смерти, так страстно пожелать, что мысль твоя обретет материальность. Да, вот и стал он убийцей… Эта мертвая чужая девушка, эта Инга…
Кто же послал ему приглашение?
Филипп, соседствующий художник, смотрит в упор — невыносимый взгляд. Анна, сестра мертвой Инги, плачет и обвиняет его. Правильно обвиняет. Нина Витальевна, няня, застенчиво улыбается, но тоже знает, что убийца он. И все остальные знают. Как же избавиться ему от этих лиц? Свидетели на суде… Да, это будущие свидетели. Ужаса не пережить.
Если закрыться в ванной и пустить на полную мощность воду, возможно, удастся заглушить этот страх. Маленькое, без окон, закрытое со всех сторон помещение — там безопасно. И пар от горячей воды поможет скрыть лица. Надо набраться сил, встать и пойти.
Станислав поднялся с кровати, на которой провалялся все утро и большую половину дня, осмотрел свою комнату, словно чужую, подошел к окну, осторожно выглянул. Зачем выглянул? Что он хотел высмотреть? Он не знал, но сразу же увидел и понял, что это то самое, чего он боялся: машина с тонированными стеклами — конечно, стоит тут по его душу, за ним установлена слежка. Потому что за убийцами всегда устанавливают слежку. И правы те… эти будущие свидетели, и прав капитан… Лица… Надо поскорее добраться до ванной, закрыться, пустить горячую воду на полную мощь, чтобы скрыться, чтобы скрылись лица.
Он сел на кровать, опять осмотрел свою комнату — на глаза ему попался телефон. С ним тоже было что-то связано в его мыслях, он тоже может привести к какому-то решению — понять бы к какому, вспомнить… Кто прислал приглашение? Да. Нет. Виноват он или невиновен.
Все правильно. Мысли потихоньку стали выстраиваться в стройную схему. Да, вот о чем он забыл: надо срочно выяснить, кто прислал приглашение, позвонить Инге Петровой. Потому что если приглашение прислала она, значит, у них с ней есть сын, а если это так, значит, он убийца той Инги.
Но вдруг не так? Вдруг не Инга прислала? Вдруг никакого сына нет? Тогда он невиновен. А телефон… Телефон — это то самое ключевое слово, которое все время крутится в мозгу, а вернее, не телефон — телефонный. Да, телефонный — это слово ему нужно. Надо срочно додумать, не отвлекаясь, пока не поплыла опять голова от страха, пока лица на секунду оставили его в покое… Черт! Опять. Опять вернулись и кружатся. В ванную… Постой-ка. Нет, телефонный. Он вчера, когда стоял над мертвой Ингой, подумал: ошибка, путаница, воспользовалась телефонным справочником в Интернете и… Надо тоже воспользоваться, чтобы узнать адрес Инги. Поехать к ней и спросить, есть ли ребенок, приглашала ли на день рождения?
Ничего не получится! Машина во дворе с тонированными стеклами не даст ему уехать. Да и не доехать ему никуда… Да и… Ах, черт! Это же самое главное — Интернет. Нет у него дома никакого Интернета. Интернет на работе, а на работу ему только завтра… Завтра слишком поздно, завтра, еще неизвестно, наступит ли.
Станислав снова встал, прошелся по комнате, выглянул вниз — стоит с тонированными, не пустит. Вернулся на кровать.
Кажется, он собирался зачем-то пойти в ванную. Зачем? Забыл. Нагнулся, взял со стола телефон, покрутил его в руках. Сосед, которого он, как дурак, принял за мужа Инги, тоже стоял с телефоном в руках. Он хотел убрать его как свидетеля, но в руках был только телефон.
Телефон — это телефонный справочник. И не как дурак, а полный дурак! Не надо никуда ехать, и без
