Интернета вполне можно обойтись. У него же, у дурака, есть знакомый компьютерщик, позвонить ему, попросить, чтобы пробил адрес… Не дурак — идиот! Счастливейшая мысль только что его, идиота, посетила. Как он раньше не подумал? Да потому и не подумал, что идиот… Не нужно не только ехать самому к Инге, но и звонить ей даже не обязательно, знакомого попросить пробить, есть ли ребенок. И если есть, какого возраста. Потому как, если он даже есть, но ему не полгода, а, например, три месяца, значит, это не его ребенок. Значит, не он убийца. Значит, можно оправдаться. Значит, не будет суда. Позвонить…
Он снова — в который уже раз? — поднялся, нашел записную книжку, отыскал в ней нужный номер. Но позвонить не успел — пришла с работы жена.
Жена. Да ведь это же все из-за нее! Все его несчастья из-за нее! Она во всем виновата, только она. Это из-за нее он не смог обрести счастья с Ингой, из-за нее попал в такую дикую ситуацию, из-за нее вчера изводил его капитан, из-за нее он убил Ингу. И вот теперь даже позвонить не может.
Дозвониться до своего знакомого Станислав смог только на следующее утро. Тот обещал помочь, хоть сначала удивился его звонку (они не общались года два). И вот теперь он сидел и ждал звонка. На работу, конечно, не пошел — какая уж теперь работа?
Телефон зазвонил в одиннадцать ровно, будто он поставил будильник. Станислав схватил трубку, но это оказался какой-то незнакомый человек.
— Здравствуйте. Мне нужно срочно с вами встретиться, — проговорил он официальным тоном.
— Вы из милиции? — испуганно спросил Станислав. Впрочем, он был совершенно уверен, что из милиции.
— Нет. Я… Мы с вами встречались, позавчера, на… дне рождения Инги. Вернее, ее ребенка. Я пришел последним.
— Ах вот оно что! — Станислав вздохнул с облегчением, но тут же вдруг испугался еще больше, чем если бы это звонил капитан. — Понимаете, я… сейчас ухожу.
— Это очень важно. Итак, договорились, минут через тридцать буду у вас.
— Нет! — закричал Станислав, но говоривший уже повесил трубку.
Он не знал, почему так испугался. Ни в тоне, ни в словах звонившего никакой угрозы он не услышал. Да и сам человек, сколько помнится, не производил впечатления черного человека. И все-таки Станиславу стало жутко.
Он сидел на кровати, укутавшись в одеяло: со вчерашнего дня — вероятно, от страха — его все время знобило. И вдруг понял, почему так напугал его этот звонок. Номер телефона! Каким образом он узнал номер его мобильника? И — черт возьми! — адреса он ведь тоже не спросил, значит, знал.
Выяснил точно так же, как выяснит его компьютерный приятель, — все очень просто, ничего сверхъестественного.
Да, но зачем? Нужны веские причины, для того чтобы так пробивать телефон и адрес. Какие же причины могут быть у него?
Не причины, а цели. Ему обязательно нужно поговорить со Станиславом. Тоже все просто. Но только ли поговорить?
Никакого такого разговора быть между ними не может. Не поговорить он приедет, а… А для чего?
Он врет, что пришел последним. Вернее, не врет, а хочет выдать себя за другого. Никакой это не последний, это сосед, художник Филипп. Да ведь он же с самого начала понял, что Ингу убил он. Убил и хочет устранить свидетеля, его, Станислава.
Он приедет, для того чтобы его убить.
Что же ему теперь делать? Позвонить, позвать кого-нибудь? Попросить помощи у тех, за тонированными стеклами?
Да просто не открыть дверь.
Почему-то ему в голову не пришло, что убийца не станет предупреждать о своем приходе телефонным звонком, что вообще все в таких случаях происходит по-другому, а Филиппу убирать его как свидетеля уже бессмысленно. Забыл, что в убийцы зачислил себя. Он так боялся, что совсем не мог логически мыслить. К тому же невыносимо вдруг заболела голова.
Станислав укутался в одеяло, лег, твердо решив, что ни за что не откроет. Но, когда в дверь позвонили — вполне благовоспитанным одиночным звонком, — вскочил, вскрикнул и бросился бежать в коридор. Не для того, чтобы открыть, а повинуясь какому-то безотчетному ужасу. Звонок прозвенел снова — не прозвенел, ударил его по голове. Он заметался по коридору, не зная, куда теперь бежать, где укрыться, спрятаться от этого страшного звонка. И вдруг пришла спасительная мысль: ванная, он же вчера еще подумал (по какому-то поводу, по какому, сейчас не вспомнить, да и не важно), что там самое безопасное место. Нырнул в это «закрытое со всех сторон помещение без окон», защелкнулся и включил воду. Горячую. На полную мощность.
На некоторое время стало немного легче. Во всяком случае, шум воды заглушал звонки. Но потом страх вернулся. Убийца взломает дверь — сначала входную, потом дверь ванной, войдет и убьет — это предопределено.
Непонятно зачем Станислав заткнул ванну пробкой, разделся, залез в воду, сел. Вода оказалась слишком горячей, он немного ее разбавил, откинулся на заднюю стенку, как на спинку кресла, закрыл глаза. Спасение близко, только не хватает какой-то детали. Нужно понять какой, и тогда кошмар уйдет. Открыл глаза, приподнялся, внимательно осмотрел ванную: эта недостающая деталь здесь, он это чувствует.
На глаза попалось лезвие бритвы. Ну конечно, вот она, найдена. Не ждать, когда тебя убьют, как тупую овцу, а самому… Он должен успеть, все-таки на то, чтобы выбить две двери, нужно время.
Достав с полочки лезвие, Станислав снова сел в ванну, откинулся на заднюю стенку, закрыл глаза. Время есть. И не только на то, чтобы опередить убийцу, но и на то, чтобы подготовиться, не уходить из жизни с бухты-барахты, все-таки это его жизнь.
Он хотел попрощаться — со всеми, кого знал, он хотел вспомнить все, что было хорошего, все счастливые моменты. Но мысль тут же скользнула в сторону, вместо прощания и воспоминаний, Станислав стал представлять свою смерть. Вот сейчас он лезвием перережет себе вены — сначала на правой, потому что раненой левой действовать будет трудно. Боли ощутить он не должен в теплой воде, если верить тому, что он когда-то читал на эту тему. О самоубийствах вообще пишут много. И о смерти тоже много. Кровь постепенно будет вытекать из его тела, вода окрасится красным. В глазах потемнеет, а потом эта темнота перетечет в абсолютную, вечную. Да, кажется, под конец он увидит свет в конце этого темного-темного коридора… И навсегда, навсегда… чтобы никогда, никогда… Только мрак… Вот как сейчас, за закрытыми веками. Нет, еще чернее.
Ему стало так страшно, что он не выдержал, открыл глаза. Вода окрасилась в розовый. Он вскрикнул, капля крови упала откуда-то сверху, расплылась в воде и прибавила красного… Он закричал, ужасно, пронзительно. Выскочил из ванны и заметался по тесному, закрытому со всех сторон помещению. Он никак не мог найти выход, он не мог сообразить от ужаса, что дверь закрыта на щеколду, и стал биться в эту закрытую дверь.
Сколько длился этот кошмар, он не знал, но щеколда наконец не выдержала, отскочила. Станислав выскочил из ванной, голый и мокрый, бросился в комнату, забился под одеяло и сильно, словно при малярии, задрожал.
Смерть так же страшна, как суд, подумал он, когда дрожь немного утихла и вернулась способность мыслить. Нет, еще страшнее. Он не сможет себя убить, хоть и очень боится, что это сделает кто-то другой. Не сможет добровольно пойти на смерть, хоть впереди его ждет только ужас. Но странно, откуда взялась в ванне кровь? Лезвием ведь он не успел воспользоваться. Или успел и забыл? Так отчетливо прочувствовал смерть, что уже начал умирать?
Ничего он не забыл! И капля упала откуда-то сверху. Вероятно, у него пошла носом кровь, с ним такое иногда случается. Случалось… Раньше. А в последний год или даже больше он вообще был абсолютно здоров. Был здоров и даже этого не заметил, просто не думал об этом. Как странно!
А вот сейчас, кажется, серьезно заболел. Дрожь хотя и утихла немного, но не прошла. Со вчерашнего дня его все знобит. И голова… Надо бы немного поспать. Хорошо бы принять какую-нибудь таблетку, но
