ладонь / охраняла вербный твой огонь» («К родине», 1924).
Противопоставляет, объединяя в одном снимке, два цветовых канона Петербурга — сияющий и мрачный — В. Ходасевич в «Соррентинских фотографиях»:
Золотокрылый ангел розов И неподвижен — а над ним Вороньи стаи, дым морозов, Давно рассеявшийся дым. И, отражен кастелламарской Зеленоватою волной, Огромный страж России царской Вниз опрокинут головой. Так отражался он Невой, Зловещий, огненный и мрачный… Уникальная красота города возрождается — но только в памяти:
Что там было? Ширь закатов блеклых, Золоченых шпилей легкий взлет, Ледяные розаны на стеклах… Лед на улицах и в душах лед. …Тысяча пройдет, не повторится, Не вернется это никогда. На земле была одна столица, Все другое — просто города. (Г. Адамович, 1928) «Румяные губы», «туманное озеро», «матовый» абажур, «голубая, овальная комната» — Петербург из 1950 года Георгия Иванова. Из ледяного никогда усилием сознания и воображения поэт возвращается в утраченную столицу с ее голубовато-золотой гаммой:
Распыленный мильоном мельчайших частиц, В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире, Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц, Я вернусь — отраженьем в потерянном мире. И опять в романтическом Летнем саду, В голубой белизне петербургского мая, По пустынным аллеям неслышно пройду, Драгоценные плечи твои обнимая. В подсоветской поэзии у Петербурга — Ленинграда — сначала исчезают краски. Город обесцвечивается, как бы выцветает. Его знаменитая красота принадлежит только давно отошедшему:
И розово-серый прибрежный гранит, И дымные дали его. (Е. Полонская, «Город», 1936) Только в «видениях юности беспечной» город остался многоцветным:
Под солнцем сладостным, под небом голубым Он весь в прозрачности купался. …И фонари, стоящие, как слезы, И липкотеплые ветра Ему казались лепестками розы. (К. Вагинов, 1934) Еще помнит и славит былое великолепие Михаил Кузмин — «…сквозь пар и сумрак розовея»; но сам перечеркивает красоту безобразием — «там пустые, темные квартиры, / Где мерцает беловатый пол» (1930). Абсолютно непригодную, по его мнению, декоративность города уничтожает Илья Сельвинский в «Пушторге»:
Карточный город Пиковой Дамы Под небом холщовым своих декораций Дворцов и каналов с пустыми водами…
