Она отошла чуть назад и натолкнулась спиной на мощный корпус Стефена. Она не слышала, как он вошел в студию, и вздрогнула.
— Ты был здесь?
— Да, я смотрел.
— И как давно?
— Ну, несколько часов…
Он улыбнулся и обхватил ее руками.
— Это великолепно, — продолжил он, указывая на картину. — Можно представить нечто вроде космического корабля в открытом небе.
— Это почти так и есть. Пролетающий космический корабль.
— Пролетевший.
Он так хорошо понимал ее. Она отбросила назад свои рассыпавшиеся волосы, чтобы поцеловать его, но он уже отошел от нее.
— У меня для тебя новость, — сказал он.
— Твои экзамены?
— Да.
Она все поняла по его сияющему виду, но все же доставила ему удовольствие, задав этот вопрос.
— Ты сдал?
— Все. Наконец-то я смогу покинуть университет, начать деятельную жизнь.
Радость девушки быстро гасла из-за смутного беспокойства. Она давно уже знала, что он будет заканчивать учебу значительно раньше, чем она, что он покинет университет, но до последнего момента не очень-то об этом задумывалась, предпочитая жить настоящим. Сейчас же настоящее соединилось с ее опасениями, и ей надо было встретиться с этим лицом к лицу.
— Что ты собираешься делать? — спросила она беззвучным голосом.
Он взял ее за плечо, как будто поняв ход ее мыслей.
— Прежде всего вернусь к себе в Цинциннати и открою ту контору, о которой тебе уже говорил.
— А потом?
— Потом собираюсь посетить Европу.
— И на какой срок?
— Не знаю. На срок, покуда не устроятся мои дела.
— Потому что они устроятся сами собой?
— Нет, конечно. Ты же знаешь, что мой дядя обладает широкими связями в этой сфере и поможет мне во всех моих начинаниях. На срок, пока все встанет на свои места, и тогда я вернусь.
— Чтобы стать адвокатом в Цинциннати?
— Ты смеешься? Если я возвращаюсь к себе, так это для того, чтобы меня признали, но ты хорошо знаешь, что я прежде всего хотел бы устроиться в Нью-Йорке. Это единственный город, который по- настоящему распахнут в мир…
— А я?
Она говорила еле слышно, не в силах унять рыданий, которые подступили ей к горлу.
— Что?
Как будто он не понял! Она похолодела от его безразличия.
— А я, Стефен, как я? Где мое место во всех этих прекрасных проектах?
— Твое место там, где оно всегда и было, — возле меня.
— Возле тебя в Цинциннати? Возле тебя в Европе? А моя учеба?
— Ты продолжишь ее позже, у тебя достаточно времени, чтобы подумать об этом.
— А эту выставку, которую сейчас готовлю, я должна ее тоже забросить?
— Я не требую от тебя что-либо забрасывать, просто немного отсрочить.
— Боже мой, Стефен! Знаешь ли ты, что такое выставка? Имею ли я право отказаться от подобного шанса, когда он предоставляется, и особенно новичку?
— С нашими связями ты найдешь тысячу других возможностей.
Она топнула ножкой.
— Так ты ничего не понимаешь! Я желаю жить не за счет твоих «связей», а моей живописи. Я хочу быть признанной в силу самой себя.
— Черил, успокойся! Я не понимаю, почему ты так реагируешь!
Он ничего не понимает, это очевидно! Он наметил себе великолепную программу, в которую она вписывалась лишь в незначительной степени, да и то лишь при условии, что она согласится «отсрочить» свою деятельность. Значит, она так и не узнала его за те два года, что они встречались!
— Я так реагирую, — с раздражением сказала она, — потому что у тебя такой вид, будто ты находишь совершенно естественным, чтобы я оставила свои занятия ради того, чтобы последовать за тобой!
И тогда он произнес ту фразу, которая потрясла все ее существо:
— Ты свободна, Черил.
Это надо было либо принять, либо отринуть — ни больше, ни меньше. Во что превращалось то, что, как она считала, было их чудесным единством? А их честолюбивые планы блестяще преуспеть каждый в своем деле? Для нее это оказалось бы просто «позже» — вот и все.
Ее мир рушился в одночасье. За два года у нее было время поверить в их любовь, обрести надежду жить всегда со Стефеном, даже принимая во внимание, что никогда не говорилось в открытую о том, чтобы ей стать признанным художником, ему — государственным деятелем. Именно так ей и представлялось их будущее. Охваченная эйфорией своих грез, она уже больше не видела, как проходят месяцы, годы. Ее работа, освещенная собственным счастьем, постепенно превратилась в замечательную, и она совершенно чистосердечно радовалась успеху и честолюбию Стефена до того момента, когда заметила, что она-то — Черил — занимала там лишь скромное место. И никогда он не сойдет ни на дюйм с того пути, что сам себе начертал. И любовь не сможет его с него столкнуть. Он подумает об этом «позже»…
В состоянии полной опустошенности девушка посмотрела на него, надеясь в последний раз заставить его осознать, что она чувствовала.
— Я свободна? В чем? Чтобы все бросить ради возможности следовать за тобой или бросить тебя во имя своего призвания — это так?
— Послушай, надо выяснить, что имеет для тебя большее значение: жить со мной или малевать свои картинки.
Если бы она не сдержалась в тот момент, то запустила бы ему палитрой в физиономию. Но она предпочла остаться без движения, уже теперь понимая, что любые споры становились излишними. Ее искусство, ее учеба — все это было для него лишь чем-то похожим на дамское рукоделие!
— Я не понимаю, — пролепетала она. — Поскольку у тебя есть более серьезные занятия, не теряй времени в этой жалкой мастерской.
— Ну вот, Черил…
— Уходи!
Она все еще помнила, как прорычала эти последние слова, чтобы одиннадцать лет спустя произнести банальное «здравствуйте».
Какой длинный путь пройден с той поры! Трое детей, дом в Гринвич-Виллидж, которым она по праву гордилась, молодой и любящий муж. А она? Что осталось от нее?
После того мучительного разрыва она впала в настоящую депрессию. Потому что она — Черил — была именно такова. Под минутным воздействием гнева и огорчения она разбивала все вдребезги, а потом месяцами плакала, утратив всякую надежду.
Встревоженные ее состоянием родители отправили ее с группой молодежи в Европу, там-то она и встретила Брюса. Она еще не забыла Стефена и была не в силах флиртовать с кем-либо другим, как бы ни прельщала ее обходительность этого молодого человека. Он, должно быть, почувствовал ее болезненное состояние и, оставаясь по-прежнему любезным, довольствовался скромным ухаживанием за ней. Поскольку это был один из самых очаровательных юношей, которых она когда-либо встречала, то Черил начала с того,
