Самый длинный месяц

искать в них было нечего.

—

Что там у тебя по Шевкопляс?

—

Безобидная авантюристка, — продолжая считать трещины на потолке, ответил Андрей и вытянул ноги. Его мокрые захлюстанные брюки вызвали в Климове жалость: замотался парень, весь день на ногах.

—

Что ты имеешь в виду?

—

Классическую ловушку: молодая красивая дрянь и влюбленный в нее по уши старик.

Климов перестал раскачиваться на стуле и оперся локтями о стол.

—

Это Задереев-то старик?

Андрей встретился с ним взглядом.

—

Озадовский.

Климов вскинул бровь.

—

А ты уверен?

И опять полез в ящик стола.

—

Совершенно, — категорически заявил Андрей и постучал пальцем по подлокотнику кресла. — И

не

сомневаюсь. Любой бы заподозрил санитарку в

воровстве,

будь на его месте, а

этот

ни гугу… ни тени подозрений… Втюрился старик.

Выдвинув нижний ящик, Климов со стуком задвинул его в стол. Что ни день, то новость.

—

В чем не сомневаешься?

—

А в том, что дряхлых, немощных старцев, домогающихся любви юных женщин, надо помещать в психушку.

—

А он и так оттуда не вылазит.

Посмеялись.

—

Ладно, — сказал Климов, — занимайся санитаркой, а я буду присматривать за муженьком.

Гульнов согласно кивнул и указал на одно довольно характерное обстоятельство: у Шевкоплясов не было семейного альбома. Если это еще можно было как-то объяснить отсутствием свободных денег, времени и чем-нибудь еще, то ответить на вопрос, почему в их доме не нашлось фотографий свадебных, стоило немалого труда.

Стараясь обыграть сей факт со всех сторон, они пришли к убеждению, что покопаться в прошлом бармена и санитарки очень даже нужно. Ничего страшного, если придется опуститься до житейщины, до сборов слухов, баек и соседских сплетен. И чтобы добраться до истины, Климов на это пойдет. Чай, не переломится. Но сначала он заглянет к Озадовскому, а уж потом проведет вечер в баре «Интуриста».

Глава 19

Тщательно взвешивая каждое слово и осторожно строя фразы, Климов рассказал Иннокентию Саввовичу о наваждении, которое ему пришлось испытать во время обыска у Шевкопляс, и остановился на моменте, когда почувствовал гнетуще-чувственное очарование хозяйки дома, в общем-то, не столь и привлекательной. Признался он и в своем страстном желании поцеловать ее. Рассказывая о своих переживаниях, Климов хотел уже спросить, не последствия ли это гипноза, испытанного им во время прошлого визита, как Озадовский жестом остановил его.

—

Нет, нет!

Поднявшись из своего кресла, он твердо возразил:

—

Об этом можете не думать!

Сказал он это с той резкостью, которая объяснялась не столько особенностью импульсивного характера, сколько нетерпением, желанием немедля убедить Климова в полной безобидности гипноза.

—

Даже слышать не хочу! Подобные сеансы для здоровой психики проходят совершенно безболезненно'. И никаких ущербных следовых реакций. Я ручаюсь.

Он так разволновался, что уже не мог стоять на одном месте.

—

Я стольких обучил гипнозу, несть числа, и никогда никто не пользовался им в корыстных целях. Вот если подкрепить его коктейлем нейролептиков…

—

Но что же это тогда было?

Выжидательно глядя на взволнованно ходившего из угла в угол Озадовского, Климов еще раз подробно описал свои переживания, то чувство подневольной очарованности, которое он испытал.

—

Мне кажется, и муж ее испытывает нечто сходное. Такое у меня есть подозрение.

—

С чего вы так решили?

Озадовский поискал глазами свою трубку. Увидев ее на столе, двинулся к. ней.

—

Он как-то странно озирался, — сказал Климов. — Как я тогда у вас.

Озадовский на мгновение задумался, приоткрыл коробку с табаком и принялся не торопясь набивать трубку. Вмяв последнюю щепотку, закусил чубук.

—

Видите ли, — беря со стола спичечный коробок, невнятно проговорил он и прошелся вдоль книжных шкафов. — Истинное понимание другого человека — свойство избранных. Мы вряд ли к таковым относимся. Но, — с неожиданно веселой живостью, несвойственной его возрасту, прищелкнул он пальцами и вынул трубку изо рта, — я очень рад, что вы ко мне пришли. Догадываетесь, почему?

—

Не очень.

Озадовский снова сунул трубку в рот, и спичка в его пальцах треснула. Текучий запах серы расточился в дыме табака. От Климова не ускользнула сосредоточенно-внимательная настороженность профессора.

—

Действительно не понимаете?

—

Действительно.

—

Подумать только, — с лукавой укоризной покачал головой Озадовский, и его крупные, слегка навыкате глаза под седыми бровями заиграли смехом. — Вы скрытный человек.

—

Такая работа,

—

Не светское, но все же развлечение, — как бы про себя, но явно обиженным тоном произнес Иннокентий Саввович и, остановившись напротив, глядя прямо в глаза Климову, торжественно сказал:

—

Я поздравляю вас.

Климов недоуменно встретил его взгляд. В конце концов, он не самый лучший сыщик на земле и живостью ума особенно не отличался.

—

С чем?

—

О, Господи… — почти простонал хозяин дома и, не говоря больше ни слова, заходил по комнате. Оказавшись за спиной Климова, он обхватил руками его плечи. Климов вздрогнул. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь дышал над его ухом.

Озадовский усмехнулся, отошел.

—

Не бойтесь. Просто я хотел сказать, что вы напали на след книги.